Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58872908
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
16488
49490
195875
56530344
926730
1020655

Сегодня: Март 29, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой Есенин

PostDateIcon 30.11.2005 00:00  |  Печать
Рейтинг:   / 9
ПлохоОтлично 
Просмотров: 24521

МОЙ ЕСЕНИН

Ю. Беломлинская «По книжному делу»

 

конецформыначалоформыМОЙ ЕСЕНИН

 

«…И не жалость мало жил,
И не горечь
мало дал,
Много жил, кто в наши жил
Дни, все дал, кто песню дал»
Марина Цветаева «Памяти Сергея Есенина».

 

Сергей Есенин был моим первым взрослым поэтом.

Сразу после Маршака, Чуковского и Агнии Барто я, в шесть лет, не умея еще читать, выучила наизусть «Песню о собаке».

Я помню, потом уже, лет в двенадцать, слушала старую запись. Такой магнитофон с крутящимися бобинами, шорох, и я, шестилетняя читаю с жутким насморком, но таким замогильным, нечеловечески грустным голосом: « …а вечером, когда куры обсиживают шесток, явился хозяин хмурый, семерых уложил в мешок», и в конце, не выдержав, уже плачу вместе с собакой…

ВВЕДЕНИЕ

Милан Кундера в романе «Бессмертие» пишет: «…хотя бессмертие и возможно заранее моделировать, манипулировать им, подготавливать его, оно никогда не бывает таким, каким было запланировано…»

Нынче в телевизоре — сериал «Есенин».

Люди сидят у экранов, сморят на непристойно кривляющегося уголовника из опущенных, в плохо сидящем рыжем паричке, плюются, возмущаются, расстраиваются… Кто-то вскакивает и, опрокинув стул, уходит, не в силах видеть сотворенное кощунство.

Я, честно говоря, немного даже и злорадствую. Фильм снят по роману. Роман — вещь совсем больная. Там две темы: антисемитизм и порнография. Ничего этого в кино нет.

В кино такие славные, политкорректные Ослиные Уши русского Голливуда: все еврейские злодеи, ничтоже сумняшись, переделаны в русских (незачем сеять лишнюю вражду народов), а все многочисленные эротические сцены, любовно выписанные писателем в стиле «Луки Мудищева» — заменены поцелуями и многозначительно закрытой дверью — сериал должен быть семейным достоянием. То есть предлагается смотреть это издевательство над памятью одного из самых любимых и самых важных для русской словесности персонажей — всем вместе. Дети, наверное, веселятся вовсю. А бабушки… я уверена, что расстраиваются. Есенин неканоническая икона. Иван‑царевич или Иван‑дурак, пророк… звучит дико, но с легкой руки Пушкина у нас принято поэтов принимать в пророки. Бабушки, наверное, помнят это есенинское Бессмертие. Именно такое, о котором он и мечтал, которое строил всю свою короткую жизнь, так старательно.

В общем — все вышло по плану: нелепая загадошная смерть, потом короткий всплеск славы… и негласное запрещение, на долгие годы. И вот при Хрущеве — Есенин возвращается. Чуточку раньше, чем прочие убиенные собратья. Есенин вернулся первым. Но он и не уходил. Запрещенный к печати, снятый с библиотечных полок, он все это время жил в песне.

Есенина пели всегда. В городе, в деревне. В лагерях. На войне.

У Бориса Васильева в знаменитой повести «Завтра была война» — Есенин один из героев: именно из-за его книжки наконец сходятся и сдруживаются две героини, поначалу кажущиеся антагонистками. Тогда, в сороковом году, чтение вслух Есенина — еще некая тайная месса.

И вот Есенин вернулся. Вернулся к простому народу, для которого он писал. К молодым…

Я помню смешные стихи начала шестидесятых, кажется Юлии Друниной, про девчонку-стиляжку. Насчет того, что не стоит, походя осуждать ее шпильки-лодочки, юбку колоколом и модельную сумку: «… а в сумке модельной впритирку лежат: пельмени, Есенин, рабочий халат…»

Вот такая примета шестидесятых. Легких и целомудренных, с внезапным сквознячком свободы.

 

Потом, в брежневские времена, хулиган Есенин вместе с охальником Пушкиным, и славным охотником Некрасовым — главные герои букварей и хрестоматий. Все мы бесконечно повторяем про то, как белая береза понакрылась, роща отговорила, а забота залегла…

А потом случилась очередная революция. Хорошая, буржуазная, реформистская, почти вегетериянская… Революция это всегда свобода. Свободы бывают разные.

При этом если о свободе убивать, грезит сравнительно малая часть населения, то уж о свободе блудить беспрепятственно, естественно мечтают почти все. И даже если Революции и ее главной дочери Свободе удается обойтись малой кровью, то уж вакханалия непристойности, сооружение на всем пространстве революции, одной большой метафизической Оргии — это революционная неизбежность.

Наступили непристойные времена, и вот тут то Есенин — попал под раздачу по полной.

Нынешний сериал – это логическое завершение издевательства над одним из самых прелестных персонажей русской литературной сцены 20-го века.

Да именно это слово, которое вроде и не вяжется с образом Есенина, усиленно создаваемым с двух разных враждующих сторон.

 

Первым, еще в брежневские времена, вновь обретенного Есенина прибрали к рукам националисты самого дурного толка.

Живого Есенина, националистам прибрать к рукам, все же не удалось.

До последней минуты, уважая и почитая одного из первых своих учителей — «мужиковствующего» Клюева, Есенин так никогда и не стал его апологетом. Посмеивался над его идеями и пророю даже над стихами.

 

Через много лет воскресшего Есенина — окружили плотным кольцом и, наконец, взяли. Националистами была создана первая легенда Есенина.

«Есенин — это Белая Лебедушка Русь — зверски убитая злобным жидовским вороньем».

 

В общем, нормальная такая сказочная легенда. Странным в ней кажется лишь образ вот этой самой Лебедушки — она почему-то у националистов получилась пьяная, пошатывающаяся, норовящая то в грязь грохнуться, то в морду кому-то дать.

При этом непрерывно матерящаяся, и с мутным взором.

Именно таким Есенин выписан в двух самых знаменитых мемуарах: у Мариенгофа в «Романе без вранья» и у Катаева в «Алмазном венце».

«Патриоты» радостно приняли вот такую версию Есенина из рук мемуаристов‑завистников.

Это загадка, которую я, наверное, никогда не смогу разрешить — почему радетелям за Русскую Народную Душу поколения наших отцов, всегда больше всего подходил именно вот такой образ — мутного пьяницы. Ну, с гармошкой. Ну, в красной рубахе.

Но непременно пьянь. Еще и драчливая. Что это за любовь такая к собственному народу, выражающаяся в выпячивании его недостатков?

Если бы я была русским националистом, я бы непременно попыталась доказать что все это о Есенине — неправда.

То есть — гиперболизированная грязь, притянутые за уши факты и порою просто бесстыдная ложь. Мне бы такой народный идеал не сгодился. А этим — нормально. Подходит.

Объяснение этому есть. Фашиствующий национализм всегда нуждается в люмпенизированном уголовном элементе. Пьяный и морды крошит — отлично. Врагам в устрашение. Упал и в луже лежит. Тоже хорошо — бабам в жалость.

Вообщем наши националисты легко и спокойно взяли мариенгофовско‑катаевскую версию Есенина для своей воронье‑лебяжьей легенды.

Меня эта легенда оскорбляет. Наверное я и есть русский националист. Без всякого «если бы»…

 

При этом, какие там Есенин писал стихи — для них оказалось как-то вообще не важно.

— Какие стихи? Песни. Ну, вот под гармоху. Клен и там всякая береза.

Главное что под гармошечку. И глаза наши, рязанския, синияяяяя

 

Поразительно, что эту же легенду — этот же образ Пьяного с гармохой, радостно взяли и оппоненты патриотов — общелиберальная, в общем-то хорошая и чистая душою русская интеллигенция.

Да, и хорошая и чистая. В чистоте своей и хорошести — сама себя обожающая и уважающая, слитая в единую группу, как дворовая команда, и очень свято соблюдающая все дворовые законы:

Свои чужие.

Набор икон.

Набор табу.

Наверное, в такой интеллигенции на сегодняшний день — наше спасение. Потому что фашики, они, на радость нам, разрозненны, каждый дудит в свою дудку. А мы чистые и светлые — все вместе. Передовой отряд. И под пионерским горном.

Только Есенина жалко. Есенин к нам в иконы не попал. Именно потому, что его первыми успели прихватить фашики — к себе в Лебедушки.

Интеллигентский иконостас — неведомо кем, впервые названый обозначился на долгие годы. Их было четверо.

Вы их прекрасно знаете.

Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Пастернак.

Я никогда не приняла этого иконостаса.

У меня годам к пятнадцати сложился свой. У меня сложилась троица: Цветаева, Мандельштам, Есенин.

Просто по любви. Просто по стихам. В первую очередь.

Но и по легенде — поэт в России это всегда художник-концептуалист, создавший в большей или меньшей степени талантливое произведение, под названием Жизнь Русского Поэта в очередное Смутное Время.

Тут Ахматова конешно преуспела более чем Пастернак. Но ни она, ни Пастернак все же не попадают в Мученики Русской Словесности.

Моя же троица — все, как ни крути, убиенные. Включая Цветаеву.

И, конечно же, Есенин, в самоубийство которого я, так же, как наши фашики, не верю.

А либералы как раз поверили. Да им вообще и не важно.

Стихи Есенина они, они, естественно, тоже мало знают. Он им попросту неинтересен.

— Ну, Есенин… мужиковствующих свора…. А послушаешь — да это же из хора — балалаечник!

— В школе проходили. И, понятное дело, про клен поем. Если уж пьяные очень… А так… Даже Маяковский и тот интереснее…

 

В результате получается что легенда — одна. Обчая.

Суммируем:

«Некий поэт. Из крестьян рязанской губернии. Хоть с небольшой, но ухватистой силой… Блондин. Кудрявый. С балалайкой. В красной рубахе. Всю дорогу пел частушки. Сначала пел у себя в деревне.

Потом Зинке Гиппиус по салонам.

Потом аж царским дочерям в Царском селе.

Потом революция случилась. Балалайку сменил на гармонь.

Рубаху на цилиндер.

Связался с хулиганами. Организовали какой-то там имажинизм.

По-прежнему пел непристойные частушки. Матерился…

Написал какие-то непристойные поэмы с непроизносимыми названиями. Что-то там: «Отчарь», «Октоих»… чего это такое?

«Отчаль», «А кто их?»

Ну, я ж говорю — матершинник!

А уж бабник — пробы ставить негде. Донжуан рязанского разливу.

Женился на богатой старухе. Знаменитой балерине Айседоре Дункан. Она полюбила его последней любовью. Повезла показывать в Европу-Америку. Но там он не прижился.

Понятно, из крестьян, хоть и в цилиндре. Скандалил везде. Много дрался.

Вернулся. Дрался и скандалил еще больше. То в Москве, то в Питере.

Пил как лошадь. И писал все больше про кобыл. Простой был.

Ну, полуграмотный такой… но душевный.

Пил, да и заболел белой горячкой…

Потом поехал в Персию отдохнуть. Там встретил Шаганэ. Это что-то такое женское и, безусловно, персиянское. Написал ей много стихов.

Вернулся. Снова «белочка».

Да забыл, забыл — дети у него были. От Мейерхольда…»

 

Дальше легенда раздваивается.

У либералов коротко:

«Снова «белочка». Поехал в Питер. Там в гостинице Англетер сначала перерезал себе вены, а потом самого себя повесил на трубе.

Послесловие:

Любил и воспевал русскую природу.

Ее Осень, Весну, Лето и Зиму. Был певцом деревни. Ее Мужика, Бабы, Коровы и Кобылы.

Обширно представлен в букварях и хрестоматиях по литературе.

Любимец простого народа.

Обширно представлен в букварях и хрестоматиях по литературе.

Для интеллигенции особого интереса не представляет».

 

У «патриотов» конечно — интереснее.

Тянет аж на сериал.

И уж точно на хорошую блатную балладу из тех, что я коллекционирую.

 

« — Сережа — наш. Р-р-р-р-р-р-уский он, понимашь? Со всех сторон они, ж-ж-ж-жиды обсели его!

— Как мухи, обсели, да?

— Не. Как вороны!

— Ах, как вороны?

Ну, тогда понятно, почему вам так нужен Серега-Пугало Огородное.

Вот такой, в цилиндре, в поддевочке драной. Из прорех солома торчит. И волосы в разные стороны, тоже — чистая солома. Глаза голубые — пуговицы. Руки-ноги из старой метлы. А вокруг вор-р-р-роны

 

Девками своими они его привадить хотели. Всего его девками своими обсадили.
Зинка Райх. Галя эта Бенислаская. Эта еще… Абрамовна. Еще Надя Вольпин. Женя Лившиц. Рита, сестричка ее. Шаганэ…

— А Шаганэ то?

— Тоже, тоже, не сумлевайся. Персиянская еврейка.

— Но она же армянка!

— Армяне это и есть персиянские евреи. Не знаешь штоль?

— Теперь знаю.

— Он от них рвался, Сережка то наш. Он р-р-р-р-рускую женщину любить хотел.

Асейдору?

— Не. Исидора — американка. С еврейской кровью!

Он сначала Августу Миклашевскую полюбил. Артистку. Потом еще Соню Толстую.

На Толстой женился.

И уж тут жиды поняли, что ушел от них Сережа. Ушел к нашей настоящей русской девушке. К внучке Льва Николаича.

Не польстился на ихних-то. Сколь не подсовывали.

Поняли, что не взять им Серегу. И решили его кончить.

Троцкий его люто ненавидел. За любовь к простому русскому мужику. Он-то приказ и отдал. Чтобы убить значить Сережку Есенина. Душу нашу русскую. Лебедушку.

Там, в Англетере — трое на него накинулись. Долго били. Убили. Потом уж повесили. И за самоубийство выдали.

Сталин то не успел тогда Иудушку Троцкого скинуть, сам на царство стать. Сталин то Сережку понимал. Любил его. Жалел…

Вот умер Сережка, а поют его. По всей России поют. И про клен и про рощу…

— А стихи?

— Стихи писал. А как же!

Любил и воспевал русскую природу.

Ее Осень, Весну, Лето и Зиму. Был певцом деревни. Ее Мужика, Бабы, Коровы и Кобылы.

Любимец простого народа.

Обширно представлен в букварях и хрестоматиях по литературе.

Являет собою исконную Душу Русского Народа, а так же вечную Загадку Славянской Души».

 

Вот так.

Что бы не писал Кундера, но над этим его, Гете так не глумились. Да и Пушкину бессмертие далось полегче.

 

Я попробую рассказать о Есенине из своего угла. Из того самого угла, в который Есенин смолоду попал, и в котором провел всю свою не слишком долгую жизнь. Из артистической тусовки. Из богемы. Я в этом углу родилась и живу. С детства многое и многих повидала.

Я знаю богему. Я знаю ее нравы и традиции. Знаю, как там пьют. Как там любят и ненавидят.

И для меня это ключ к собственной версии гибели Есенина.

КРЕСТЬЯНИН? МУЖИК?

 

По рождению — да.

Но отец — Александр Никитич — всю жизнь в городе. В Москве работает в мясной лавке. Начинает мальчишкой на побегушках, к революции — старший продавец.

Мать — Татьяна, тоже почти все детство Есенина работает в городе. При этом родители в полу-разводе.

Мальчика растят дед и бабка по матери, а также дядья и тетки.

Знаменитое «Письмо к матери» — на самом деле, обращено к бабушке. Это она — старушка в ветхом шушуне, стоящая на дороге.

Татьяна Есенина — при жизни сына не успела стать старушкой. Поглядите в любой книге на ее фотографии до 1925 года. Это молодая женщина.

В 9 лет Есенин поступает в начальную земскую школу. По воспоминаниям одноклассников был заядлым книголюбом. На уроках декламировал Некрасова, Кольцова. Любимый друг — сын учительницы Коля Сардановский. Закончил начальную школу с почетной грамотой.

Дальше, два года — интернат, Спас-клепиковская учительская школа. Там готовили учителей для начальных земских школ. Священник, отец Иван — близкий друг семьи Есениных, настоял на продолжении учебы.

В 1911 году Есенину шестнадцать. Он впервые едет в Москву. Читает стихи в литературно-музыкальном кружке писателей их народа. Был такой. И получает свое первое «Браво, Есенин!»

В Спас-клепиковском интернате появляется первый серьезный друг — Гриша Панфилов. По-прежнему дружит с Николаем Сардановским. Влюбляется в его сестру Анну. Потом в Машу Бальзамову — дочь дьякона.

Дружит с семьей константиновского священника отца Ивана. Проводит в его доме почти все свободное время. Там собирается компания сельской образованной молодежи.

В это же время Есенин знакомится с местной молодой барыней Лидией Кашиной (прототип Анны Снегиной). И начинает ходить к ней в гости, в барскую усадьбу.

Кашина — дворянка, Сардановские — учительские дети, Маша Бальзамова, Гриша Панфилов — дети священнослужителей. С Машей и Гришей Есенин ведет активную переписку.

Все окружение Есенина — сельская интеллигенция. Сам он готовиться в сельские учителя.

Можно подвести итог:

Есенин классический разночинец.

Не мужик. Не крестьянский поэт, а именно это — разночинец.

Этим словом называлась возникшая в 19-м веке русская интеллигенция недворянского происхождения. Неважно, откуда поднимались эти «полевые цветы» — из ремесленного сословия, из духовенства, из семей зажиточных крестьян, или из купечества — поднимались всяко-разно, потому и названы одним общим словом — разночинец. Разночинец мог родится в городе у сапожника, портного, и оттуда рвануть в деревню учителем или врачом. А мог и наоборот: — из деревенской интеллигенции податься в город искать счастья.

Есенин поехал в Москву. К отцу. С отцом у них началась классическая такая ругань поколений — отец настаивал, чтобы Сергей учился дальше, а Есенина учиться ломало. И он уже вовсю писал стихи. Напечатал первое стихотворение и получил гонорар.

Дальше он соскакивает, поссорившись, от отца и поступает грузчиком в типографию Сытина. Там, в ту пору, печаталась чуть не половина всех русских книг.

И дальше Есенина, из разночинцев, стремительно сносит в рабочий класс — он сходу вписывается в какие-то партии, группировки, подписывает воззвания, помогает распространять эсдековский журнал «Огни». Попадает на заметку Охранки.

В общем кажется, что он по уши в революции, в рабочем движении.

То есть разночинец из крестьян Есенин увлеченно играет в пролетария. В революционного пролетария!

В это же время у Есенина появляется первая жена. Гражданская. Анна Изряднова — образованная девушка, работающая в той же типографии. Они начинают жить вместе. Анна рожает сына Юрия. И тут Есенину все эта рабочая-революционная тема надоедает и он, бросив все, срывается в Питер.

Все это происходит в 1914 году. Есенину девятнадцать. То есть он по-прежнему мальчик.

конецформыначалоформыПИТЕР СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ. БОГЕМА.

 

В Питере Есенин приносит свои стихи Блоку. Блок был единственным, кто действительно прочитал эти стихи и всерьез сообразил, что стихи то хороши. Вообщем то с легкой руки Блока начинается есенинский светский сезон в столице.

Блок посылает его к Городецкому. Городецкий — педрильствующий эстет. При этом крестьянствующий. Городецкий знакомит его с Николаем Клюевым. Клюев, во‑первых, влюбляется в Есенина. Во-вторых, тоже вполне оценивает его стихи.

Есенин попадает в салон к Гиппиусам-Мережковским. У Есенина появляется любовница — модная поэтесса Любовь Столица, впоследствии совершенно канувшая в Лету.

Дальше Есенина, что называется, принимают в компанию: то есть, он в круговороте тогдашней богемной жизни. Башня Вячеслава Иванова. Михаил Кузьмин. Бродячая собака…

И всюду Есенин выступает востребованным в роли…. Самородка из крестьян. В эту игру его втягивает Клюев. Эта игра в ту пору модная и многообещающая. Ведь это пора Распутина и «распутинщины». То есть в моде — мужик.

Хитрый и умный Клюев отлично это понимает. И вот Есенин с гармошкой, в стилизованном русско-народном костюме вместе с Клюевым и Городецким гуляет по буфету — из салона в салон, распевая частушки и читая свои стихи крестьянские стихи. Теперь он входит в группу «крестьянских поэтов».

При этом мир тогдашней богемы — это мир расцвета нетрадиционной половой ориентации. Она вдруг входит в моду, ну как в 80-е, в каком-нибудь Гринич-Вилледже. Российские моды начала прошлого века, помимо моды на социализм, были вот каковы:

Во-первых — мода на Русь. То есть, художники и литераторы вдруг как будто впервые открывают доля себя свои собственные корни — старую дохристианскую языческую Русь. Иконы, былины…

Во-вторых, непонятно каким ветром занесенная мода на Грецию и Рим, которая всегда тащит за собою — бисексуальную тему.

Это не был расцвет примитивного мужеложства — но начиналась свободная любовь, начиналась первая сексуальная революция и, конечно же, над всем этим нависал такой плотный влажный пар эротизма однополой любви.

С одной стороны, за прелестным мальчиком Есениным начинают ухлестывать Городецкий и Клюев, люди с известными предпочтениями, имеющие любовников.

Но они Есенину на хрен не нужны. Они оба ему просто-напросто не нравятся, они оба не сильно красивые. Вообще, с такой заурядной внешностью. И он не вписывается. И даже всем рассказывает, как он обоих дядей шуганул. И как они «пристают». Именно это слово, которым пользуются, и по сей день, произносит Есенин. Помимо учителей крестьянской поэзии, к Есенину естественно пристают все как один «юрочки» из кружка Кузьмина, из салона Гиппиус, из вячеславивановской Башни. И всех их Есенин бодро отшивает. Включая Рюрика Ивнева, оставившего мемуары с невнятными намеками на то, что Есенин его любил и вполне был готов… Нет, ни малейшего интереса такого рода Рюрик Ивнев у Есенина не вызвал. Потому что тоже не отвечал Есенинским очень высоким эстетическим запросам. У Есенина было совершенно специальное чувство красоты. И его тянула к красоте в любом ее проявлении. В том числе и просто к красивым людям. Красивым не душевно, а именно что — телесно.

К этому времени Гриша Панфилов уже умирает от чахотки, и у Есенина появляется следующий друг сердешный, то есть молодой человек, с которым Есенина связывают очень близкие и глубоко интимные отношения. В данном случае и во всех последующих, это не означает примитивно гомосексуального романа. Я думаю, что при тамошней моде натакого рода романы, случись он у Есенина — не было бы особой нужды его скрывать. В ту пору бисексуальность являлась еще и дополнительным понтом.

У Есенина вообще были достаточно запутанные отношения с плотской любовью. Будучи человеком повышенной чувственности и человеком, распространяющем вокруг себя эротическое облако, Есенин побаивался этого своего таланта. Внушать любовь и именно желание — всем вокруг. И мужчинам и женщинам.

Ему, как истинному поэту очень хотелось не утонуть с головою в «чувственной вьюге».

Ему хотелось наряду с низкой телесной любовью — сохранить в своей жизни и любовь высокую. Высокая любовь — всегда есть платоническая. И склонность к платоническому роману — это в большой степени прерогатива поэта. То есть личности высокоорганизованной и обладающей сверхчувствительной психикой. Поиски высокого часто приводят поэтов к чисто менестрелевской влюбленности в недоступную замужнюю даму, и горе той даме, которая вдруг откроет к себе доступ.

Бывали и чудаки, влюбляющиеся в совсем маленьких девочек — именно «антигумбертовской» любовью. Таким был автор Алисы Льюис Кэрролл.

Средневековый культ Девы Марии, в сочетании с культом Прекрасной Дамы — отлично прижился в поэтической среде начала прошлого века.

Достаточно вспомнить есенинского крестного отца Блока. И его друга-врага Андрея Белого.

Всем известно, как эти двое измывались над бедной простой женщиной Любой Менделеевой, категорически не желая вступать в ней в простую телесную связь и при этом, с утра до ночи, вешая ей на уши лапшу о своей великой любви к ней, Прекрасной Даме. В результате, они ее довели до легкого умопомешательства.

Она была — их Высокое.

Низкого у них тоже навалом — Незнакомки со всех вокзалов, мелкие актриски и простые горнишные.

Есенин, в данном случае, поступил благороднее: обнаружив, что его непонятные, почти экстрасенсные чары действуют не только на девушек и женщин, но и на юношей, он решил, что для высокого юноши подходят гораздо лучше девушек. Именно гетеросексуальные юноши.

Табу — на реальное соитие тела с телом. И при этом декларация нежнейшей, интимнейшей дружбы, без стеснения называемой любовью, подкрепляемой объятием, прикосновением руки к руке иногда и братским поцелуем. Вот такая феерия отношений в древнегреческом стиле — для поэта, для художественной личности, для играющей души — все это очень привлекательно.

И всю дальнейшую жизнь Есенина сопровождали вот такие трепетные, глубоко интимные дружбы-любови с различными юношами. Общее в этих юношах было одно — телесная красота и привлекательность.

Первый есенинский сердешный друг — Гриша Панфилов, это сущий ангел, который по-быстрому и был призван ангелами в их компанию, подальше от нашей грешной земли.

Еще одно об этой есенинской страсти к любви высокой.

Кроме вот этой древнегреческой традиции любви-дружбы между юношами, Есенин в полной мере отдал дань традиции средневековых менестрелей, о которой я уже писала — культу Девы Марии. В есенинской поэзии Богородица с младенцем на руках, как возлюбленная поэта, образ встречающийся постоянно…

«…О Дево

Мария! —

Поют небеса.—

На нивы златые

Пролей волоса…»

«Октоих»

Вторым есенинским сердешным другом стал Леонид Канегиссер. Питерский разночинский принц — сын Иоакима Канегиссера, известного инженера‑кораблестроителя. Канегисеры были некрещеные евреи, при этом богатые. Но дом Канегиссеров — не банкирский дом, а чисто интеллигентский. Там радостно принимали богему. Там происходили чтения и концерты.

Вот маленький набросок этой есенинской дружбы, оставленный Мариной Цветаевой. Про двух мальчиков сидящих в обнимку, Сережу и Леню.

«…в хорошую мальчишескую обнимку, сразу превращавшую банкетку в школьную парту… Лёнина черная головная гладь, есенинская сплошная кудря, курча…»

Дальше Цветаева восхищается красотой обоих юношей.

Есенин и Канегиссер дружили, переписывались. Вместе ездили в Константиново...

Но и этого сердешного друга господь быстро забрал — видно и этот был слишком хорош для нашей земли.

Революционная кровавая каша сделала из Канегиссера героя. Оба друга были связаны с эсеровским движением, но в какой-то момент разошлись в разные стороны. Есенин — разночинец из небогатых, стал близок к левым эсерам. Канегиссер — инженерский сын — к правым. Все эсеры активно участвовали в революции, но с приходом к власти большевиков, правые эсеры сразу оказались у победителей во врагах.

Это политическое расхождение никак не отразилось на личной дружбе молодых людей, но такому чистому и романтическому мальчику как Канегиссер, недолго довелось при большевиках походить в живых. В ответ на начало красного террора Канегиссер застрелил одного из большевистских министров Моисея Урицкого и был казнен.

Есенин же в ту пору был с левыми эсерами, которые, как известно, вошли в первое большевистское правительство. Гонения на них начались чуть позже.

Итак, продолжается веселый и успешный есенинский столичный сезон.

Хотя тонкий и чрезвычайно душевно умный Есенин, очень быстро соображает, что многим принимающим его с радостью, нет никакого дела до того, что он пишет. Для многих он — дань моде, хорошенький русский сувенир, эдакая ученая обезьянка с гармошкой. Ряженый.

Война уже идет. Есенин откашивает от службы и попадает санитаром в царское село. Там, в госпитале он знакомиться с царицей и царевнам. Все это продолжение светского сезона. Всем известно, что царица очень любит разного рода «рюсски мужик», и вот пытаются подсунуть Есенина чуть ли не на роль Распутина. Это, конечно, полный бред, потому что Распутин поднялся так высоко благодаря, в первую очередь, своему реальному врачевательному дарованию.

У Есенина был талант поэта и талант очаровывать, но талантом врачевания он, ни в коей мере, не обладал.

Есенин в Царском селе в какой-то момент встречается с Распутиным, но особого впечатления они друг на друга не произвели. Распутин, конечно, волновали красивые мальчики, но желательно — княжеского роду. Например, его будущий убийца Феликс Юсупов.

Что касается Есенина, то ни в каких учителях и наставниках из народа, он не нуждался. Потому что у него в ту пору уже был свой гуру — все тот же Клюев.

Отвергнув клюевскую любовь, Есенин отнюдь не отверг его дружбу, и всю жизнь числил его в своих учителях.

Я думаю, что он всегда серьезно относился и к самому Клюеву и его поэзии, и известные есенинские строки, которые так любят цитировать:

«…И Клюев, ладожский дьячок,

Его стихи, как телогрейка.

Но я их вслух вчера прочел —

И в клетке сдохла канарейка…»

 

следует признать шуткой.

Пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый годы — Есенин проводит весело. При этом, четко осознавая себя в качестве русского сувенира и дрессированной обезьянки. То есть, осознавая что он, «вонючий разночинец», никогда не станет для этих — дворян и богатенькой высокой богемы, своим.

В этот период Есенин — это Лимонов нью-йоркского периода. Он рвется вверх — ему надо завоевать этот мир.

Стать там своим — богатым и знаменитым.

То есть, вместо того чтобы активно включится в революцию, пытаться этот мир перевернуть вверх дном и, благодаря этому, оказаться наверху, юный Есенин честно продирается наверх в этом, существующем обществе.

И впоследствии никогда не забывает то чувство обиды и унижения, которое его неоднократно посещало в этот период.

Но вот наступает Семнадцатый год. Другие представители нижних классов, совсем лишенные шанса на успех в самодержавном российском обществе, и посему расшатывающие его со страстью лишенных шанса, все-таки перевернули мир вверх дном. Не только для себя, но и для таких как Есенин.

РЕВОЛЮЦИЯ. ЛЕВЫЕ ЭСЕРЫ.

Разночинец Сергей Есенин не делал революции. Но революцию делали разночинцы.

Вся наша революция, состоящая из двух частей: одна, февральская — вроде поприличнее, другая большевистская — уж совсем некрасиво получившаяся, затеяна, задумана и реализована разночинцами. То есть, русской интеллигенцией из низов. Они — вот эти базаровы, есть ее ядро и движущая сила.

Я думаю, что сегодня всем уже известно, что никаких рабочих в революции не было вообще. А что касается солдат и матросов, которые сильно помогали, то есть явились тем, что нынче принято называть «охранное предприятие» — зубами и рогами этого зверя под названием Революция, то все они вышли из крестьян, но тоже, вышли в нечто от крестьян, да и вообще от всего начисто оторванное.

Я люблю вот это слово «оторванцы». Я, собственно говоря, сама его сочинила. Сложила из нецензурного существительного «пиздорванцы» и цензурного глагола «отрываться».

То есть разночинцы — голова, душа и сердце революции, а разного рода оторванцы — ее силовая поддержка.

Есенин к тому времени уже успел поиграть и в рабочего и в крестьянина.

Рабочих и крестьян убеждали, что это их революция. Те из них, что поумнее, довольно быстро заметили, что чегой-то в ней не так.

Особенно в ее завершительной второй половине.

Но для Есенина, мгновенно бросившего все игры и вернувшегося в свою привычную истинную группу — к разночинцам, было совершенно очевидно, что эту революцию сделали именно они. Сделали в общем — для себя. Себе. Те, кто и олицетворяет для него понятие свои. Свои. Поднявшаяся снизу разнородная русская интеллигенция. В том числе и евреи.

Евреи, особенно те, что успели ассимилироваться в русский язык и в русскую культуру — являлись лишь одной из составляющих все того же русского разночинства.

Грамотные. Дико активные, обиженные Самодержавием никак не меньше, а возможно и больше прочих разночинцев, они, конечно, работали на раскачивание лодки дружно и очень продуктивно.

Насчет обид: как известно, в царской России были два вида людей, не имеющих гражданских прав, избирательных прав, права передвигаться по стране по своему усмотрению, и при этом, призываемых в армию на срочную службу — это крестьяне и евреи.

Крестьяне составляли примерно 80% всех жителей страны, но были в целом неграмотны, Евреи не помню, но что-то вроде 000,8%. Но эти ноль-ноль-ноль все были поголовно грамотны. Читали книжки и в большей степени, чем в массе своей неграмотные крестьяне, осознавали, что так нечестно.

Это осознавали не только они.

О том, что так нечестно, а кроме так опасно, осознавали многие из окружавших трон. Тот же Столыпин неоднократно подавал по этому поводу докладные записки государю.

Кто знает, что было бы, если бы евреи не отличались такой быстротой в жестах и в реакциях, таким порывистыми движениями и таким патологическим отсутствием терпения.

Крестьяне может еще и потерпели бы. Русская интеллигенция, вообще плохо умеющая совершать завершенные действия, больше склонная к разговорам и созерцанию, может тоже дотерпела бы до революции реформистской, то есть спущенной сверху.

Такой, которая стыдливо называется перестройка.

Но вот выскочили эти ассимилировавшиеся евреи. Отказавшиеся на нашу, (то есть нынешнюю нашу — уже общую голову), от идеи сионизма, то есть отваливания отсюда в родные Палестины. Выскочили и стремительно привели рычаг в действие.

Я отлично понимаю, как это произошло.

Это такая нетерпеливая истерическая страсть к поступку. Чтобы скорей. Русская пословица гласит: «Ждать и догонять — хуже нет». Для еврея — догонять нормально. В погоне есть какой-то азарт, адреналин.

Но ждать — невозможно.

Для меня вот нет ничего страшней в жизни, чем состояние ожидания. И сколько я себе в своей личной жизни всего испортила, сколько всего разрушила, вот этим неумением ждать… я сегодня рассказывать не стану. Просто моя маленькая жизнь это капля, отражающая всю огромную жизнь огромной страны.

Василий Аксенов назвал роман о народовольцах — «Нетеперние».

Да, это были вот такие люди, еще до евреев, многими своими качествами похожие на них. Нетеперливые, повышенно эмоциональные. Истероидные. И — действенные.

И точно такой же тип личности представляет из себя Сергей Есенин.

Совершенно нетипичный для славянина рязанской губернии.

Есенин слишком подвижен. Слишком истеричен, слишком нетерпелив, повышенно эмоционален.

Я так подробно остановилась на евреях, потому эта тема — проходит по жизни Есенина красной ниткой… красной тряпкой. Ну той, что для быков… Еще и потому, что на радость всем националистам, я тоже уверена что да — Есенина убили. И да, его убил еврей. Еврей и чекист.

Но все было совсем не так.

Сейчас я пытаюсь просто объяснить вот эту замеченную всеми непонятную страсть Есенина окружать себя евреями — юношами и девушками.

Это не они кружились над ним воронами или обсели его мухами.

Это он, будучи человеком, не склонным разделять людей по народам и этносам, то есть в своей любви к России, не являющийся националистом фашиствующего плана, просто окружал себя молодыми людьми, которые ему нравились, и с которыми он чувствовал себя наиболее комфортно.

А он чувствовал себя комфортно с молодыми и привлекательными внешне еврейскими мальчиками и девочками, потому что они были наиболее похожи на него типом характера.

Есенина их могилевский акцент не шибко смущал. У него был свой рязанский.

По социуму — эти разночинские дети были ему вполне свои.

Деревня и местечко — родня куда большая, чем им обоим город, или барская усадьба.

Вот эта есенинская кобыла. Она общая у деревни и местечка. Дворняга — пес, корова, коза, курица…

И желание отрываться от родного дома. Завоевывать города.

И вот город взят. Первая часть революции — Февраль 17-го. И молодая разночинская интеллигенция валом в него валит.

Для Есенина — революция полностью своя. Молодые ассимилированные евреи, выплеснутые революцией в Москву и Питер — свои дважды. И по разночинству. И по вот такому, необычному для русского северянина, типу личности.

Вот так он оказывается в среде, которую можно, наверное, обозначить как русско-еврейская. И первыми делом, он оказывается у левых эсеров. Не у правых конешно же, куда двинул его друг Канегиссер — мальчик из хорошего небедного петербуржского семейства, а у левых — там, где разночинствопобеднее, там, где разночинская голь и шваль.

В семнадцатом Есенину двадцать два. Он в Питере, он с головой погружается в революцию. Активно сотрудничает с левоэсеровскими изданиями. Общается с прелестными левоэсеровскими барышнями. Из них наиболее сильно ему нравятся две — Зина Райх и Мина Свирская. Похоже, что со Свирской у него сделался роман. Свирская умудрилась, проведя в тюрьмах и лагерях 25 лет, все-таки выжить и оставить воспоминания о Есенине, но она там как-то очень по-ахматовски темнит.

Тем не менее, он оставил Мине любовные стихи. Но дальше Мину перевесило увлечение ее подружкой — Зиной. Зинаида Райх в то время была невестой Алексея Ганина, одного из есенинских приятелей. Есенин эту невесту — вот так взял и отбил.

Ну, это в таком возрасте дело обычное. Не станем за это называть Есенина безнравственным. Есенин и Райх венчались.

С Ганиным Есенин не раздружился, но Ганин никогда не был есенинским сердешным другом. После гибели Канегиссера, это место пока пустовало, дожидаясь появления Мариенгофа.

В биографии Есенин пишет: «в годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему с крестьянским уклоном».

И тут же цитирую, его биографов отца и сына Куняевых «…он был бы более точен, если бы написал с эсеровским уклоном…».

Вообще, на фоне вакханалии непристойности, развернутой вокруг Есенина в последние годы — книга поэта Станислава Куняева и его сына литературоведа Сергея Куняева — меня удивила своей пристойностью. Куняевская версия: да конечно убийство. И убийство, санкционированное Троцким, оказавшимся в ту пору после смерти Ленина у власти.

Не как евреем, стремящимся угандошить вот эту русскую душу. Просто как красным дьяволом. То есть, по Куняевым Есенин оказывается в славном ряду убиенных кровавой советской властью. Славный ряд этот велик — так что таковую версию никак не назовешь шизофренической.

Итак, в 17-м году Есенин по уши влюблен. И по уши в работе. Он пишет, пишет как никогда, вдохновленный этой своей революцией. И очень много общается с левыми эсерами.

Именно тогда Есенин знакомится с Яковом Блюмкиным, знаменитым террористом, убийцей немецкого посла Мирбаха. Вместе с Петром Орешиным сотрудничает в газете «Земля и Воля». Пишет поэму про побег левых эсеров из Шлиссербуржской крепости.

конецформыначалоформыЕСЕНИН И ХРИСТИАНСТВО

В это же время Есенин пишет ряд поэм, с языческими и христанско-мистическими названиями: «Отчарь», «Октоих», «Инония», «Иорданская голубица», «Успение», «Преображение»…

Все эти вещи, которые почему-то принято считать кощунственными, богохульными — на мой взгляд, написаны глубоко верующим человеком. Вообще то, что Есенин всю свою недолгую жизнь прожил глубоко верующим человеком — это абсолютный и легко доказуемый факт. Для того чтобы поверить в искренность есенинского христианства достаточно просто прочитать все его стихи.

Вера Есенина после революции не пошатнулась. Пошатнулась его воцерковленность. В ранних стихах Есенин очень сильно отдает дань любви и уважению именно русскому православию. Миру монастырей, священников, богомольцев.

Да, этот мир в поэмах 17-18 года рушится. Рушится русская православная церковь в стране, рушится она и в самом Есенине.

Но вера в Иисуса, преклонение перед Богородицей — это остается в его стихах. И никогда из них не уходит.

Во всех есенинских «богохульных» поэмах я нашла лишь одну строчку из «Инонии», которую всерьез можно обозначить, как богохульную, ее-то повсюду и цитируют:

«…Я кричу, сняв с Христа штаны:

Мойте руки свои и волосы

Из лоханки второй луны…»

Да, для верующего человека это, конечно, звучит сильно…. Но я думаю, эта странная строка про штаны — на самом деле является метафорой вовсе не богохульной. Это просто какой-то сложный поэтический наворот. При этом, в есенинских поэмах тех лет много трепетных строчек о Богородице, о младенце Иисусе:

«…Месяц синим рогом

Тучи прободил.

Кто-то вывел гуся

Из яйца звезды —

Светлого Иисуса

Проклевать следы…»

«Инония»

Есенинские поэмы этого периода — все тот же блоковский:

« …В белом венчике из роз — впереди Иисус Христос».

Но у Есенина Христос вставлен не в частушку, а в тексты вполне библейского характера, не по содержанию, но и по стилю и по пафосу. Поэмы Есенина звучат как какие-то диковатые апокрифы. И сам себя он в одной из них объявляет пророком.

«…Не устрашуся гибели,

Ни копий, ни стрел дождей,—

Так говорит по Библии

Пророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,

Не страшен мне лязг кнута.

Тело, Христово тело,

Выплевываю изо рта.

Не хочу восприять спасения

Через муки его и крест:

Я иное постиг учение

Прободающих вечность звезд…»

«Инония»

Блок умудрился разглядеть Христа во главе отряда громил-красноармейцев, только что зарезавших проститутку — современную Магдалину, и выглядит это действительно бредом и кощунством.

У Есенина Иисус спускается в обновленную Россию и благословляет восставших рабов на создание счастливой Инонии (иной земли) — Царства Божьего на земле.

…Господи, я верую!..

Но введи в свой рай

Дождевыми стрелами

Мой пронзенный край.

 

За горой нехоженой,

В синеве долин,

Снова мне, о Боже мой,

Предстает твой сын.

 

По тебе молюся я

Из мужичьих мест;

Из прозревшей Руссии

Он несет свой крест…»

«Пришествие»

Сам Есенин, как человек выросший в строгом православии, безусловно, ощущал себя в этот момент отступником, богохульником и вообще хулиганом. Но, поглядев из нашего времени, мы увидим вполне обычное для верующего молодого человека, живущего в смутные времена, богоискательство и богоборчество, остающиеся в той старой ветхозаветной «иаковлевой» традиции.

Это не атеизм и не язычество. Обычное сектантство, поиски новых форм. Тогда после революции — это все тоже расцвело. Появилась обновленская церковь. Поиски новых форм явления людям Бога.

Вот что Есенин говорит Блоку: «…Я выплевываю Причастие не из кощунства, а не хочу страдания, смирения, сораспятия…» Есенин тогдашний убежден, что революция есть святое дело и приведет она Русь в Царство Божие. Но невозможно сейчас зарыться в эту тему. Обьем моей работы не позволяет.

Главное это то, что Есенин всю свою жизнь проживает верующим христианином.

«…Вот за это веселие мути,

Отправляясь с ней в край иной,

Я хочу при последней минуте

Попросить тех, кто будет со мной,—

 

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,

За неверие в благодать

Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать…»

Эти строки написаны двадцативосьмилетним поэтом за два года до смерти, в 1923-м году.

МАРИЕНГОФ

Не успел умиленный революцией Есенин написать свой вот этот трогательный цикл, как тут-то его любимая греховная, но прекрасная Магдалина — Революция оставила всякие церемонии и начала крушить народ направо и налево.

Наступила эпоха Красного Террора. Не заметить ее было трудно. Ни в чем неповинных людей гребли в заложники и расстреливали без всякой вины.

Это было чистое злодейство, незамутненное никакими красивыми наворотами.

В это же время у Есенина казнят его сердешного друга Канегисера. Но Есенин в ту пору уже живет в Москве. И уже встречает свою следующую привязанность мужеского полу — Анатолия Мариенгофа.

К началу террора Есенин и Мариенгоф живут вместе, снимая комнату. Весь этот период как раз известен многим из небольшой, талантливой повести Мариенгофа, полной вранья, озаглавленной им «Роман без вранья». То есть вранье начинается прямо с названия. Около полтораста страниц — это несерьезно для романа. Мариенгофа очень любят превращать в некоего Сальери при Моцарте-Есенине.

Подчеркивая его бездарность и завистливость.

Мариенгоф завистлив, но, по-моему, отнюдь не бездарен. «Циники» — замечательная вещь. Да и «Роман без вранья» отнюдь неплох. Но из обеих этих вещей, и из всей поэзии Мариенгофа — хорошо ясно одно: не бездарен, а бездушен Мариенгоф. Бесконечно занят собою, бесконечно циничен и совершенно лишен умения любить. Желания тоже.

Есенин-то, по моему мнению, никогда бы не покончил с собой. Есенин убит.

А вот мальчик Кирилл, сын Мариенгофа, действительно покончил с собою в шестнадцать лет, и то, что эта трагедия случилась именно в семье Мариенгофа, кое-что говорит об этом человеке.

Мариенгоф пишет, что в дневнике сына нашел пустяшную причину. И мог бы ее устранить, если бы знал. При этом декларирует тот факт, что отношения с сыном были близкие. Но вот вдруг сын замкнулся. Мариенгоф все время понемногу привирает, создавая нужный ему эффект.

Но у меня есть ребенок. У моих друзей дети. Мы сами были детьми. И я вам скажу — подростковые самоубийства, к сожалению по всему миру — распространенная вещь, но родители подростков-самоубийц — всегда в чем-то виновны. Такие истории даже во внешне благополучных семьях всегда связаны с холодом, с отсутствием душевности в доме.

То что, Мариенгоф оказался одним из немногих соратников Есенина, вообще выжившим сталинщину, тоже о чем то говорит.

Сталин, как человек мстительный, никогда не забыл тот факт, что Есенин был любимец Троцкого (о чем далее), и очень аккуратно придя к власти подгреб вокруг Есенина практически всех.

Там мемуары то писать, если уж честно, некому было. Вот разве что Мина Свирская, благополучно сидевшая еще с начала двадцатых. Вокруг Есенина — в общем-то выжженная земля. Остались в живых и написали свое видение этого человека…. Ну скажем, не лучшие ребята.

Мариенгоф — не бездарен. Но он завистлив, лжив и вообще душою нехорош.

А красотой он Есенину чрезвычайно нравился. И Есенин бросился в эти отношения, в это «дружбы счастье оголтелое».

Вы помните, как он разговаривает с Мариенгофом в своих стихах:

«…Возлюбленный мой! дай мне руки —

Я по-иному не привык, —

Хочу омыть их в час разлуки

Я желтой пеной головы...»

«Прощание с Мариенгофом»

В данном случае, Есенин бросается не к похожему на себя типу человеку, а к полной противоположности. Эмоциональный к холодному, страстный к равнодушному.

Ну да, Моцарт к Сальери. Вот тут я соглашусь.

Но и Сальери говорят, вовсе не был бездарен.

Молодые люди живут вместе.

Вместе голодают, холодают…

Жена Есенина Зина Райх в это время рожает дочь Татьяну у матери в Орле.

Вообще всех кругом разметало. Все застряли по разным концам России.

Клюев в Вытегре. Тоже голодает. Все голодают.

В это время уже вовсю идет террор. Уже вовсю громят есенинских друзей левых эсеров.

Но Есенин абсолютно как будто не замечает — он полностью погружен в свое новое увлечение Мариенгофом, в общение с ним, в очередной творческий подъем, вызванный этим общением, в новые проекты, главными из которых стало создание Имажинизма.

Слово придумал Мариенгоф. Из французского «имаж» — образ.

Но это все подробно можно найти в его же романе — который без вранья.

А на первый взгляд там и нет вранья. То есть там все, типа — правда. Но в каких-то — часть правды утаивается, в других случаях — затушевывается, а в третьих — напротив выпячивается непропорционально.

Например, история якобы внезапной ссоры Есенина с Мариенгофом, по возвращении его из заграничного турне.

По Мариенгофу, он сидит в кафе. Грустит потому что дождь, у одной официантки флюс, другая вот даже губы не потрудилась накрасить…

Вдруг с улицы заходит Есенин и почему-то злобно говорит ему: «Я тебя съем». Без малейшего повода! При этом он мутно-пьяный. Да, по Мариенгофу, белая горячка налицо. Рядом с Есениным какая то женщина и какой-то «поэтик».

Но, во-первых, там были еще какие то люди вокруг. И в результате осталось несколько различных воспоминаниях об этой встрече.

И они-то как раз совпадают. И по этим воспоминаниям выходит вот что:

Мариенгоф сидит в кафе. Но это ЕГО кафе — которое он открыл недавно. И он не просто переживает по поводу ненакрашенных губ официантки, он делает ей выговор.

Дальше приходит Есенин. Поговорить о деньгах. Оказывается, уезжая за границу, он договорился с Мариенгофом, что тот будет выдавать деньги, получаемые от их совместных с Есениными предприятий: имажинистского издательства и имажинистского кафе «Стойло поэтов» — есенинской сестре Кате. Для меня и тот факт, что Мариенгоф и Есенин владели «Стойлом Пегаса» и небольшим издательством — уже была новость. Но потом я обнаружила упоминание об этом много у кого.

Стало быть, Есенин приходит и спрашивает Мариенгофа, почему же он все это время Кате денег не давал?

Мариенгоф отвечает, Есенину мол, хорошо известно, что кафе и издательство обанкротились и их пришлось продать.

Есенин говорит: ну так где же моя доля от продажи? Мариенгоф говорит, что это банкротство и никаких денег нет.

И тут Есенин спрашивает, на какие же шиши Мариенгоф тогда открыл это свое новое кафе?

А дальше Мариенгоф ему, типа ничего не отвечает. То есть он говорит что-то вроде: « Сядь, покушай, потом поговорим, спокойно…»

И только после этого Есенин произносит свое знаменитое: «Я тебя съем».

И вообще после этого прекращает надолго с Мариенгофом общаться.

Мы не будем разбираться в этой истории. Может Мариенгофу прислали деньги родители. Но история выглядит как-то нечисто. И уж точно, непохоже на ту, что в «Романе без вранья».

И главное, что многократные утверждения Мариенгофа о том, что вернувшись Есенин был уже тяжело болен белой горячкой, главный симптом которой — мания преследования, что Есенину все время казалось что его кто-то обкрал, выглядят как-то странно. Что значит казалось? Вполне можно предположить что Мариенгоф, есенинскую долю благополучно тяпнул — считая что Есенин, женатый на богатой Айседоре, и не заметит.

Но Есенин-то вернувшись, решил разводиться, и вот так, мягко, попытался с Мариенгофа получить.

Еще один момент, и это момент общий у Мариенгофа и второго, совсем уж омерзительного мемуариста и еще более омерзительного человека — Валентина Катаева.

Этот уж, всем известно, был дерьмо, каких мало.

Оба они: и Мариенгоф и Катаев — известные щеголи и красавцы, и оба они совершенно ненормально педалируют в своих мемуарах — физиологические особенности есенинского алкоголизма.

Что такое алкоголизм — я думаю, многим известно. Хотя так, как пьют в богеме… Так пьют еще в деревне, так пьют в люмпенизированном пролетариате, может у шахтеров так пьют? Может ломовые извозчики так прежде пили? И также пьют актеры, поэты, художники…

Но точно я знаю одно: у просто читающей средней российской интеллигенции, именно у основного потребителя культуры — так пить не принято.

И вероятно, поэтому рассказы о есенинском пьянстве, снабженные вот такими яркими словесными подробностями физиологического плана, читатель — не пьющий так и не много видевший так пьющих, воспринимает гиперболизировано болезненно.

Что у Мариенгофа, что у Катаева — одни и те же эпитеты. Глаза-волосы — мутные. Грязно-серый, свалявшийся. Пена на губах, блевотина, запах…

Знаете, я то много видела плохо пьяных. Да, и пена, и блевотина, и запах, и муть…

Так пил и Высоцкий, и Довлатов, и Олег Григорьев…

Так вероятно пил знаменитый гусар Денис Давыдов. Так и Твардовский пил.

Но почему-то ни о ком из них не оставлены мемуары, где вот именно это — выписано с таким, каким-то специальным иезуитским наслаждением.

Для Катаева и для Мариенгофа отчего-то очень важно, чтобы нам стало противно.
Читать и вообще, типа, вспоминать про этого Есенина.

И я, кажется, догадалась, почему это так. Оба они, красавцы, щеголи, средне‑одаренные литераторы, не получившие своей доли славы, завидуют Есенину не только за его поэтический успех.

Оба они страстно завидуют еще и вот этому, второму есенинскому таланту — таланту очаровывать. Вот этому эротическому облаку, которое окружало Есенина. Тому, что он мог увести из компании любую девушку, любую женщину. Что он мог вписать к себе в ученики, влюбить в себя любого юношу. И когда Мариенгоф пишет про рыжую девушку, что принесла им грелку: «…девушка любила кого-то из нас, сейчас уже не помню кого…», он опять врет. Отлично помнит кого — конечно же Есенина!

Есть воспоминание о том, как девицы, пытаясь завладеть есенинским галстуком, чуть не придушили его, когда он спускался со сцены, после очередного чтения.

Это история из жизни «Биттлз» или Элвиса Пресли… Есенин был гений очарования.

Такой вот, мужеского полу — «чистейшей прелести чистейший образец».

Если бы он при этом не писал замечательных стихов, они ему может и простили бы. Ах, если бы он только был бездарностью! Он был бы просто прелестной куклой — золотым херувимчиком. Но он то был при этом, одним из самых сильных, именно как поэт. Он писал серьезнейшие, умные и тонкие теоретические статьи.

Вот например кусочек статьи Есенина «Быт и искусство»1920-го года:

«…Северный простолюдин не посадит под свое окно кипариса, ибо знает закон, подсказанный ему причинностью вещей и явлений. Он посадит только то дерево, которое присуще его снегам и ветру.

Вглядитесь в календарные изречения Великороссии, там всюду строгая согласованность его с вещами и с местом, временем и действием стихий. Все эти «Марьи зажги снега, заиграй овражки», «Авдотьи подмочи порог» и «Федули сестреньки» построены по самому наилучшему приему чувствования своей страны. У собратьев моих нет чувства родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласовано все. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния.

У Анатоля Франса есть чудный рассказ об одном акробате, который выделывал вместо обыкновенной молитвы разные фокусы на трапеции перед Богоматерью. Этого чувства у моих собратьев нет. Они ничему не молятся, и нравится им только одно пустое акробатничество, в котором они делают очень много головокружительных прыжков, но которые есть не больше, не меньше как ни на что не направленные выверты.

Но жизнь требует только то, что ей нужно, и так как искусство только ее оружие, то всякая ненужность отрицается так же, как и несогласованность…»

Да, именно этим мыслил себя Есенин — Жонглером Богородицы. Сам он называл себя Божьей Дудкой.

Золотой херувимчик давал им всем сто очков вперед.

И это, по мнению Катаева и Мариенгофа, получается уже слишком жирно.

Надо что-нибудь одно.

Но стихи — вот они налицо. Их не подделаешь. И посему оказалось так важно залить блевотиной именно вот этот его талант — талант очарования, заглушить вонью перегара эротическую ауру, распространяемую вокруг себя Есениным.

Но меня мало волнуют эти завистливые двое. Я сейчас пытаюсь вытащить этот есенинский талант из-под из их вонючей рогожки, потому что в моей версии есенинской смерти именно этот талант играет важную роль.

По моему мнению, Есенин умер смертью не политической, а поэтической, то есть вполне богемной.

Но об этом позже.

Сейчас дальше про жизнь.

ПЬЯНСТВО И СУИЦИДНЫЕ НАСТРОЕНИЯ

Про пьянство писать вообще неинтересно. Да, последние пару лет жизни он пил сильно. Он был алкоголик. Последние пару лет Есенин медленно спивался.

При этом, люди не ходят по городу в белой горячке — белая горячка, не есть хроническое заболевание. Когда человек допивается до «белочки» — его запирают в больницу и там лечат. Дальше он выходит — и «белочки» у него нет.

Таким, без «белочки» Есенин вышел из больницы и в последний раз.

Есенин был классический истероид. По простому — истерик. То есть человек, непрерывно дающий волю своим эмоциям. Такие очень любят кричать, что они покончат собой, резать вены, когда кругом много людей, вскакивать на подоконник, иногда даже прыгать в окно, если это окно не выше второго этажа. То есть шантаж окружающих своим возможным самоубийством — это часть истероидного театра. Но истероиды никогда не кончают с собой. Зачем? Их депрессия или меланхолия всегда находят выхлоп — выход. Если человек непрерывно затевает драки, лупит кого-то по роже, опрокидывает столы, в нем не скапливается гнев, горечь…

Все — как накопится, так и выходит в пьяном скандале. То есть душевные нарывы легко лопаются.

Конечно, бывают исключения. Любой человек может попасть в ситуацию, когда самоубийство кажется ему всерьез, единственным выходом. Вот я думаю, что Марина Цветаева оказалась именно в такой ситуации — затравленная, обложенная со всех сторон и при этом непрерывно унижаемая и оскорбляемая всеми, начиная с собственного сына.

У Есенина ничего подобного в жизни не происходило. Есенин всеми вокруг был бесконечно любим и ласкаем. Он был дитя у семи и семидежды семи нянек.

В первую очередь, у женщин.

ЖЕНЩИНЫ

Женщин у знаменитого распутника и повесы Есенина было около пятнадцати.

Они практически все известны. Есенин имел манеру афишировать свои романы. Очень, каждой из своих избранниц гордился и будучи публичной особой, честно предъявлял их публике.

При этом никаких случайных связей у него не было — он, как огня, боялся проституток и вообще случайных знакомств.

Единственные тайны, которые могли быть у Есенина в ту пору и остаются тайнами по сей день, это возможно какие-то нежные отношения с замужними женщинами, изображающими верных жен. И попросившими Есенина держать их связь в тайне. Но похоже, что такое вот Есенину было неинтересно. Ведь он творил свою легенду. Своей жизнью он писал и ставил пьесу «Русский Поэт Сергей Есенин» и все действующие лица должны были выходить на сцену. Так что этих вот верных чужих жен могло и не быть. Слишком велик был выбор, предложенный Есенину.

Получаются у него женщины вот какие:

1. Лидия Кашина — молодая помещица.

2. Анна Изряднова — первая жена.

3. Загадочная Любовь Столица — питерская поэтесса.

4. Может быть Мина Свирская.

5. Зина Райх — вторая жена.

6. Галина Бениславская.

7. Женя Лившиц.

8. Рита Лившиц.

9. Надя Вольпин — родившая Есенину сына Александра.

10. Айседора Дункан — третья жена.

11. Августа Миклашевская — актриса.

12. ШаганеТальянбакинская подруга.

13. Может быть Ольга «мисс Олли» — там же, в Баку.

14. Анна Берзинь — влиятельная покровительница.

15. София Толстая — последняя жена.

Вот такой, с понтом, могучий Эротический Список.

Двое: Мина и мисс Олли — неизвестно.

С Анной Берзинь было что-то короткое и быстро перешло в ее дружескую заботу.

Может быть, я потеряла еще нескольких провинциальных еврейских барышень.

У Куняевых есть еще какая-то Агнесса Рубинчик.

Но при вот таком, небольшом количестве женщин, Есенин ими не разбрасывался.
То есть, ни с одной не поссорился. И периодически со всеми встречался. Ну, с теми, кто был в реальной досягаемости.

В период Айседоры — он был верен.

Более того, он был верен и весь свой недолгий брак с Зиной Райх, он был настолько увлечен Мариенгофом в ту пору, что ему было не до измен. Зинаида приезжала из Орла, он с ней спал, потом отправлял ее в Орел обратно и снова с головой бросался в «дружбы счастье оголтелое» и зарождающийся Имажинизм.

Потом уже, после разрыва с Зинаидой, Есенин развел свою Девичью Клумбу.

Состоящую из Гали, Нади, Риты, Жени…. И может еще пары-тройки. Это были его Девушки.

Вообще у Есенина в жизни были Девушки, Женщины и Юноши. Девушки, в основном, любили его. А он лишь принимал любовь. И это касается не только Галины Бениславской, но и всей остальной Клумбы.

В Женщин Есенин влюблялся. Он был влюблен в Лидию Кашину. Потом в Зинаиду Райх. Потом совершенно по-настоящему в Айседору. Айседора совсем не была старухой в свои сорок четыре. Она была богатая, ухоженная, при этом не худая — без морщин. Конечно она ему поначалу просто очень нравилась.

Потом получается, что еще одна последняя серьезная любовь Есенина — это актриса Августа Миклашевская.

И больше он уж никого не успел полюбить.

А Юноши… С юношами, по моему мнению, у Есенина были вполне чистые платонические отношения.

ВОЛЧОНОК

Я думаю, что он мечтал бы и с некоторым количеством девушек иметь именно такие отношения. Но девушки ни за что не удерживались на этом уровне — они падали. Прямо в койку, и тащили туда за собою Есенина. Особенно если учесть, что ему нравились вот такие, все больше — брюнетки, или роковые женщины с прошлым.

Вокруг была Революция — свобода любви и плоти. Так что устроить с какой‑нибудь девушкой или дамой платонический роман Есенину попросту не удавалось.

А между тем, по мере того, как он все больше и больше погружался в пьянство, физическая сторона любви стала казаться ему чем-то нехорошим. Низким, грязным. Греховным. И это понятно: он падал в эти постели, к этим, в общем-то милым и чистым своим барышням — пьяным, мало чего соображающим… Вот этот алкоголический пьяный секс — иногда он бывает очень бурным и может возникнуть вот такое ощущение: падение, дьявольщина, животность… разные варианты принижения любви телесной.

В такой ситуации человек, в данном случае Есенин, начинает еще больше мечтать о любви–привязанности, максимально оторванной от плоти. И вот опять на сцену выходят Юноши. На этот раз уже не соратники, а ученики. В 1924-м году двадцатидевятилетний «гуру» Есенин создает в Питере «Орден воинствующих имажинистов». Члены ордена числят себя в есенинских учениках. Это, переселившийся в Питер, старый есенинский ученик Иван Приблудный, Владимир Ричиотти, бывший матрос с «Авроры», а также питерские поэты Григорий Шмерельсон, Семен Полоцкий и Вольф Эрлих.

Мальчики, все как один, очаровательные. На всех фотографиях команда выглядит совершенно «голливудской». Исключение, наверное составляет Шмерельсон, исполняющий роль комика, он — очкарик и как вспоминают «тщедушный и маленький». Ну, в голливудской компании один такой, должен быть непременно.

Есенин, стало быть, обучает эту компанию писать стихи. По-современному такое называется ЛИТО.

Из всей это команды — на каждой фотографии, помимо Есенина как-то сразу выделяется Вольф Эрлих. Именно своей совсем уже киношной, такой прямо итальянской красотой. Его физиономия сразу приковывает к себе взгляд, про такого мальчика на любой фотографии сразу спрашивают:

— А кто это?

— Это ВОВОЧКА!

Так ласково называл Вольфа Эрлиха Есенин. Сам же себя в романтических своих стихах Эрлих, конечно же, называл Волком. Иногда Волчонком.

Эрлих — один из главный свидетелей в деле Есенина. Он считается последним человеком, видевшим поэта живым. Об этом существует подробнейший отчет в следственных бумагах и, кроме того, мемуары самого Эрлиха — «Право на песнь».

Я напомню еще общепринятую, то есть принятую тогда, по горячим следам, официальную версию смерти Есенина.

ОФИЦИАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ И КОНТРАРГУМЕНТЫ (начало)

Есенин решает перебраться в Питер. Москва ему надоела, он запутался в очередном дурацком браке. История этого брака такова:

Есенин мирно живет себе с Галей Бениславской, у нее в квартире. Галя — не любимая, но именно такая, какая нужна любому художнику — жена-мать. Она же Росинант и СанчоПанса.

Помимо Гали — при Есенине благополучно существует весь его гарем — Рита, Надя, Женя…

Но это так — цветочки, а серьезное романтическое увлечение Августой Миклашевской постепенно угасает и, хотя роман продолжается, Есенину становится скушно. Это ж понятно — нужна новая влюбленность. Все эти Гали, Риты… это все как в анекдоте: «жена… ты бы еще бабушку вспомнил!»

Он поэт. Артист.

Ему надо что-то для вдохновения. Но влюбиться как-то не удается. То есть пару месяцев всего лишь не удается влюбиться, но не забывайте Есенин — по типу личности «истероидный еврей», то есть пленка его крутиться в совершенно убыстренном темпе и любое ожидание для него невозможно: день кажется годом, а месяц вечностью.

И вот Есенин придумывает себе новую игру — он будет жениться на внучке Льва Толстого! Чисто, для крутизны. Софья Толстая-младшая, которую он отбивает у писателя Пильняка, женщина совсем не в есенинском вкусе. То есть, упасть с ней в пучину телесной любви Есенин не хочет — ну совсем. И, типа, не может — настолько она ему никак. Но он уже успевает бросить верного Росинанта Бениславскую и переехать в музейный дом Толстых. Там ему совсем не нравится. Он жалуется друзьям, что кругом борода, а на него никто и внимания не обращает. Брак быстро разваливается.

Галя конечно зовет его назад — но ему скушно. Ничего не происходит. Какая-то тормозня.

Вот это слово «ску-у-у-шно» — его запомнили все мемуаристы. Ску-у-у-у-шно — говорит Есенин. Но это так понятно. Так просто. Если помнить, что Есенин — поэт. Культуролог, создатель направления.

Это не есть суицидное «скучно».

То есть скучно — тоскливо жить. То есть тоска — которая гложет душу.

Откуда, почему это трактуется так? Это обыкновенное «скушно» — ребенка. С таким «скушно» мотаются между Москвой, Питером, Киевом, Ебургом — поэты, художники, рокеры. Вот с таким «скушно» — к нам припилил из Москвы Курицын. Замутить что-то новое.

И вот Есенин придумывает что бы ему такое замутить — развеять скуку.

Он решает переехать в Питер.

Там у него друг и учитель Клюев.

Там его ЛИТО, его мальчики — «Орден Воинствующих Имажинистов».

Там куча еще всяких друзей-товарищей.

При этом в Питере свои издательские дела, наклевывается журнал.

При этом на носу Рождество.

В общем грядут различные «приятные хлопоты».

Может и надежда на новые встречи и новые влюбленности.

Ситуация классическая: брак развалился, все достало, Есенин при этом, только что вышел из нервного санатория, где ему сняли очередную «белочку» и хочет сменить обстановку, оторваться от старых связей.

Он посылает Эрлиху телеграмму с просьбой снять 2-3 комнаты. Он собирается жить вместе с Эрлихом, как когда-то жил с Мариенгофом. Сказочно прелестного Эрлиха, Есенин безусловно наметил себе в питерские сердешные друзья. Эрлих выделен из всех учеников. Он становится любимым учеником. И именно он проводит рядом с Есениным все есенинские последние загадочные четыре дня.

И именно ему, Эрлиху, Есенин днем 27-го дарит свой предсмертный стишок.

В котором написано так:

«До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

 

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей».

Написано кровью. Потому что не нашлось чернил. Это уже что то холуинское. Но опять же Есенину вполне свойственное.

Во-первых Есенин и прежде очень уважал красные чернила, а во-вторых он уже написал однажды стихи кровью. В гостинице. Это было стихотворение «Поэтам Грузии». Так что писание кровью для Есенина было — уже чем то, ранее освоенным.

конецформыначалоформыВот что происходит в эти дни:

Эрлих комнаты не снял. Думаю, просто не успел.

Есенин приезжает 24-го поздно вечером. Его, по блату, устраивают жить в роскошную чекистскую гостиницу Англетер. Не прописывая. Там уже живет его приятель, журналист Устинов с женой Лизаветой.

Дальше 25-е, 26-е, и 27-е проходят в бесконечно веселой рождественской тусовке. Есенин наносит визиты.

Но, как всегда бывает, когда из Москвы приезжает кто-то и останавливается в хорошем номере хорошей гостиницы, вся бедная питерская тусовка со своими коммуналками и кухнями, норовить все-таки переместить центр веселья именно в номер к приезжему. Может сейчас, когда питерцы ощутимо забогатели, это не так, но во времена моей юности, так же как и в середине двадцатых, это было точно так. При этом, в распоряжении честной компании оказываются даже два номера — один есенинский, а другой устиновский.

Все эти дни и Есенин и Устиновы принимают гостей, гости их — одна компания, и компания перемещается из одного номера в другой.

Три дня проходят в бесконечных чаепитиях, разговорах, чтении вслух стихов, поедании рождественского гуся.

Двадцать пятый год. Вокруг НЭП. Все персонажи — обласканы властью. И отнюдь не бедны. Эдакий Пир Победителей. Им хорошо и весело. Несмотря на то, что все эти посиделки — трезвые. Пьют только понемножку пиво.

Воспоминатели пишут, что не могли достать спиртное. Может и так. Хотя звучит странно. Я думаю, может они грузили Есенину такую телегу, что не достать. А сами вот радовались возможности общаться с ним трезвым и просто не хотели, чтобы тема бухла даже возникала. И такое нам всем хорошо знакомо: когда все в компании согласны не пить, лишь бы не сорвался только что подшитый, или вышедший из больницы алкоголик.

Общество Есенина, даже вдрызг пьяного, очень ценили.

Эрлих пишет в мемуаре, что вот мол — сидим с Сергеем, он пьян, все нервничают — что же он сейчас выкинет, ждут чтобы он ушел. И вот, наконец он уходит… «И ВСЕ СРАЗУ СТАНОВИТСЯ БЕЗДАРНЫМ…». Вот это очень точная фраза, точное ощущение. Пустоты, остающейся на месте вставшего из-за стола — гения.

Так что, я думаю, они не пили именно из-за Есенина.

В первую ночь он просит Эрлиха у него остаться.

Во вторую Эрлих уходит, и Есенин сидит до шести утра в холле гостиницы, а в шесть утра стучит к Устиновым и просится ночевать к ним. Он говорит, что не хочет быть в номере один.

Из этого потом выводят обе версии:

1. Самоубийство — боялся себя, своей депрессии.

2. Убийство злыми злодеями — боялся злодеев.

Но почему никто не вспоминает, что Есенин никогда не мог быть один? Начиная с его рождения в деревенской избе, Есенин кажется не провел один в комнате ни одной ночи.

Нет, одну провел — это когда Чагин запер его в своем кабинете, и Есенин написал балладу о 26-и бакинских комиссарах. Это — знаменитая история.

Но в основном, он всегда жил с кем-то. И известно, что одиночества не переносил. Особенно ночью. То есть, вот это желание попроситься ночевать в знакомым, имея свою комнату, для Есенина — совершенно стандартное. Тем более, если учесть что Устиновы «жировали» в двухкомнатном люксе.

Дальше наступает 27-е число.

Вот что говорят воспоминатели:

27–го Есенин, Эрлих и Устинов сидели в номере у Есенина до шести вечера. В шесть вечера гости разошлись. Есенин собирался поработать — из издательства пришли гранки.

Это был уже третий день тусовки, и они могли подустать друг от друга. Кроме того, на завтра у Есенина и Эрлиха была запланирована много дел.

Дальше — остается голос лишь одного воспоминателя — Эрлиха:

Дойдя до Невского, он вспомнил, что забыл портфель и вернулся. Тут уже непонятное эрлихово вранье — он пишет что, дойдя до Невского, вспомнил про портфель и вернулся в номер около 8-и.

То есть, от гостиницы Англетер шел до Невского два часа. Это интересно… Есенин мирно сидел за гранками. Они немного, еще буквально десять минут поболтали, и Эрлих быстро ушел, потому что Есенин захотел спать.

Вот такая версия.

Дальше, в начале десятого Эрлих приходит на вечеринку к другу. Это, вроде правда — там его видит много народу.

Утром Эрлих приходит к Есенину. Есенин не открывает. Вызвали коменданта, он открывает дверь… Есенин висит. Найден в петле и моментально объявлен самоубийцей.

И дальше короткое странное следствие, которое многих не устроило. И по сей день, с разных сторон люди роют эту тайну.

Версия национал-шизофреников:

Убит евреями за антисемитизм, то есть постоянные попытки разоблачать дьявольские еврейские козни.

По приказу еврейского дьявола Троцкого.

Сталин-душка хотел спасти — не успел.

Версия националистов поздоровее:

Убит евреями-чекистами по приказу чекиста Троцкого за нелюбовь к существующему строю, к чекистам вообще и отдельно к Троцкому, в частности.

Троцкий де никогда не простил ему свой образ, издевательски выведенный в поэме «Страна негодяев».

Есть и демократическая версия убийства:

Убили чекисты. Да, троцкисты — Есенин попал в жернов борьбы за власть между Троцким и Сталиным. И был смолот!

При этом есть и четвертая версия:

Да — самоубийца.

По этой версии существуют книги, претендующие на психологический разбор есенинской личности, именно как личности, склонной к суициду.

И вот тут происходит полный крах. Это даже хуже, чем крах всех следственных документов. Потому что звучит еще более неубедительно.

Детство, отрочество... Бабушки, дедушки… Алкоголизм…

Я прочла пару толстых книг — вот никак не попадает Есенин под тип самоубийцы.

Вспомните, Маяковский:

Провал творческого вечера. Воспоминатели описывают сильную сцену — после этого самого вечера Маяковский приготовил стол на пятьдесят человек. А пришли пятеро. И вот они сидят за огромным, уставленным едой и питьем, пустым столом и пытаются как-то Маяковского утешать. И двое из пятерых все же не выдерживают и сбегают.

Представьте себе, насколько это сильное потрясение для эгоцентрика Маяковского живущего собственным тщеславием.

Еще у него на тот момент:

Любовница отказывается уйти от мужа. Скандал с РАППом. Перессорился практически со всеми. И… Лилички с Осичкой, заменивших ему маму с папой, нет в стране. По головке погладить реально некому. И вот неврастеник Маяковский — стреляет.

Маяковский, конешнослабак. То есть, для нормального человека, ну человека посильнее — не было повода. Но все-таки понять можно. Типа, все кругом плохо.

Еще пример: Цветаева.

Затравленная со всех сторон. Убили мужа. Взяли дочь. Писатели издеваются. Вот эта тема, как она пришла проситься в писательскую столовую судомойкой, и ее не взяли.

А ведь она просто пыталась донести до их сведения, что не может жить там, в Елабуге одна. Что хочет быть вот тут, в Чистополе, куда эвакуированы все остальные московские писатели. Не взяли. «Оверквалифайт».

Есть еще серьезная версия, что за несколько часов проведенных в Чистополе, Цветаеву попытались завербовать в стукачи, шантажируя последним, что у нее оставалось — сыном.

Я очень в эту версию верю. Марина Ивановна была сильным человеком. Ее действительно загнали в угол. И вот она возвращается в Елабугу, и там сын, с которым тоже война. Сын, любимейший и тяготящийся ее любовью и заботой. А вокруг нищета, война, смерть.

Это называется — не выдержала. Слишком много.

Я бы, наверное, тоже, вот в такой ситуации не выдержала. Хотя я не из слабых.

В общем обе эти ситуации — худо-бедно понятны и объяснимы.

И вот Есенин:

Истерик, постоянно дающий выход отрицательным эмоциям. При этом, любимый всеми заласканный обществом и властью.

Постоянно слышащий в свой адрес, слова одобрения, восхищения.

Постоянно получающий чисто физическую ласку: женщины, мужчины его обнимают, гладят по голове, хлопают по плечу.

Ведь это все дает ощущение себя любимым. Нужным.

Объективные события жизни на тот момент: переезд в Питер, где его любят и ждут. Ждет Клюев — учитель. Ждут мальчики из Ордена — ученики. Ждет издатель. Ждет журнал, который Есенин затевает со своим затем Наседкиным. Кругом радость — Рождество. Гусь, гости…

Планы, мечты…

Нету ни причины, ни повода для самоубийства.

Еще важный момент:

Воспоминатели утверждают, что у Есенина в ту пору был револьвер. Его видели и там, в номере Англетера. После смерти Есенина револьвер исчез.

Значит, представьте себе — нарцисоман Есенин. Творящий свою легенду. Постоянно заботящийся о том, как он выглядит. Известно, что перед встречей с Троцким побежал мыть голову, и вообще своими волосами скрупулезно занимался в любые периоды жизни. Холил и лелеял кудри золотые — свой бренд.

Есенин вырос в деревне — то есть легко предположить, что ему довелось видеть в детстве удавленников. Как они висят обоссаные, с вывалившимся языком.

Ну, представьте себе — имея пистолет, даже, предположим, решив сыграть вот такую последнюю сцену в пьесе «Жизнь русского поэта Сергея Есенина» — ну нежели он стал бы вешаться? Разве по всему не выходит — что пустил бы красивую пулю в висок?

Галя Бениславская застрелилась на его могиле — красиво.

Все они были позеры. И мы, их последователи — позеры.

Русский поэт — это художник концептуалист, в первую очередь.

Никогда не было такого, чтобы повесился имеющий пистолет. У Цветаевой пистолета не было — вот и «примерила» к себе крюк…

В общем в случае Есенина, вся психология — против версии самоубийства. И логика тоже против.

Значит, возвращаемся к трем первым версиям. Все-таки убийство.

Надо сказать, что Волчонок Эрлих благополучно участвует во всех трех версиях об убийстве.

Еще бы, после таких мемуаров!

А особенно, после вот такого «ответного» стишка Есенину, написанного Эрлихом незадолго до собственной смерти. Эрлих был расстрелян в 1937.

«…Я ничего не жду в прошедшем,

Грядущего я не ищу

И о тебе, об отошедшем,

Почти не помню, не грущу.

 

Простимся ж, русый! Мир с тобою!

Ужели в первый вешний день

Опять предстанет предо мною

Твоя взыскующая тень!»

Взыскующая тень? Что может означать эта строчка? Многое…

Но, по всем трем версиям, Эрлих — некая незаметная мелкая сошка, якобы открывшая убийцам дверь.

Всюду почему-то фигурируют хоть и разные виды убивцев, но непременно помимо «шестерки» Эрлиха — еще двое или трое. То есть выходит, что на убийство не сильно могучего Есенина в гостиницу, где вообще-то любой новый человек заметен, была выслана такая небольшая группа захвата.

При этом она пришла незамеченной и ушла незамеченной.

Сторонники версии, что все это санкционировано властями, утверждают, что такое возможно: громыхая кованными сапогами вошли трое убийц убили, вышли и с легкостью удалились. Утром все это выдается за самоубийство.

По-моему бред.

Власть в ту пору была хоть и по-прежнему кровавой, но уже и еще — до некоторой степени стыдливой.

Военный коммунизм уже кончился. Сталинщина еще не наступила.. То есть, желая выдать убийство за самоубийство, власть не стала бы так лажать.

Я естественно, не буду разбирать тут национал-шизофреническую версию.

Это удел докторов, а не публициста. Хотя если бы это не было так грустно, то конечно можно было бы нарыть много смешного.

Вот, например, в поэме «Сорокоуст» Есенин рассказывает про жеребенка, бегущего за поездом. В конце поэмы есть такой образ, Есенин обращается паровозу, вытесняющему лошадь:

«…Черт бы взял тебя, скверный гость!

Наша песня с тобой не сживется.

Жаль, что в детстве тебя не пришлось

Утопить, как ведро в колодце…»

У национал-шизофреника, как раз у того, по роману которого, мы имеем счастье получить сериал, написано что Есенин кидает эти строки в лицо евреям-захватчикам.

Ну да — скверный гость. Незваный. Хуже татарина. Все сходится…

Демократическая версия, насчет того, что пал жертвой в борьбе роковой Сталина с Троцким.

Да, именно в этот момент уже вовсю шла эта борьба, но именно по этому — не до Есенина было обоим.

Сталин на тот момент вообще Есенина мало замечал. Как впрочем и остальных деятелей культуры. Он в ту пору был всецело поглощен подготовкой — своего решающего прыжка, последнего штурма.

Это потом уже, получив власть, Сталин стал спокойно разбираться с поэтами и прочими художниками. И всем все вспомнил. В том числе и Есенину. Вспомнил что Есенин, в его сталинском понимании был человеком Троцкого.

И аккуратно, по‑сталински подгреб вокруг Есенина практически всех.

Убит старший сын Юрий.

Убито множество друзей и соратников Есенина.

И по эсерам, и по имажинистам, и по мужиковствующим.

Убит учитель Клюев.

Убит ученик Эрлих.

Убита Зинаида Райх.

Насчет Райх есть версия, что она убита по есенинской линии, а не по меерхольдовской, можно в это поверить, потому что эта женщина написала за два года до смерти совершенно сумасшедшее письмо Сталину, что она де хочет рассказать ему правду насчет того, как троцкисты угробили и Есенина и Маяковского. Что кроме нее ему никто правды не скажет. И версия, что ее убили вот так, зверски, в квартире, потому что не хотели, чтобы она вообще попадала на Лубянку, потому что ее языка боялись в любом виде – вполне резонна.

Но все это случилось потом.

А тогда, в момент решающей схватки, ну какой на хрен Есенин? Сталин был занят подготовкой перехвата власти. То есть готовил очередной небольшой переворот.

А Троцкий, который несмотря на весь свой, с понтом, интернационализм, за год до этого сказал Ленину, еще находящемуся в здравом уме, что он не может встать в случае чего, во главе государства, потому что во главе России официально должен стоять русский человек, как мне кажется, вообще не подозревал что Сталин сделает все так быстро и просто. Троцкий думал что будет борьба группировок, но наверх поставят кого-то не очень важного, а реально править будет что-то вроде брежневского Политбюро- то есть команда. Состоящая все из тех же ребят. И бороться надо за то, чтобы твоих ребят в новой команде было больше чем чужих.

Так что, по большому счету, и ему было на тот момент не до Есенина.

Не до Есенина, которого он-то, Троцкий, по моему мнению, искренне уважал и ценил.

конецформыначалоформыЕСЕНИН И ТРОЦКИЙ

Версия ненависти Троцкого к Есенину достойна рассмотрения.

Радетели этой версии вечно приводят один отрывок из поэмы «Страна негодяев» и доказывают что один из героев поэмы — Чекистов, это Троцкий. И конечно же он это читал, и конечно же Есенина возненавидел и вот — взял и ухлопал.

Вот какой кусочек из поэмы очень любят цитировать:

«… Я ругаюсь и буду упорно

Проклинать вас хоть тысчи лет,

Потому что...

Потому что хочу в уборную,

А уборных в России нет.

Странный и смешной вы народ!

Жили весь век свой нищими

И строили храмы Божие...

Да я б их давным-давно

Перестроил в места отхожие.

Ха-ха!…»

Это могучий отрывок. Особенно если оторвать его именно вот так.

Да, для человека нашего времени. Для человека верующего звучит сильно, напиши кто такое вот обо мне — убила бы!

Но, возражаю сразу, Троцкий был человеком своего времени. Атеистом. То есть точно вот так он и думал. И Чекистов действительно ведет свою родословную от Троцкого.

Но послушайте, что он там дальше говорит, этот Чекистов. И что говорит перед этим.

Чекистов

Н
у конечно, страдаю!..
...............................
От этой проклятой селедки
Может вконец развалиться брюхо.
О!
Если б теперь… рюмку водки…
Я бы даже не выпил…
А так…
Понюхал
...............................
Знаешь? Когда эту селедку берешь за хвост,
То думаешь,
Что вся она набита рисом
Р
азломаешь,
Глядь:
Черви… Черви…
Жирные белые черви
В
от как они дальше беседуют:

Замарашкин
Что ж делать,
Когда выпал такой нам год?
Скверный год! Отвратительный год!
Это еще ничего...
Там… За Самарой… Я слышал…
Люди едят друг друга…
Такой выпал нам год!
Скверный год!
Отвратительный год
И
к тому ж еще чертова вьюга.

Чекистов
Мать твою в эт-твою!
Ветер, как сумасшедший мельник,
Крутит жерновами облаков
День и ночь…
День и ночь
А
народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живет он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа?
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор…

Замарашкин
С
лушай, Чекистов!..
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты
Настоящий жид.
Фамилия твоя Лейбман,

И черт с тобой, что ты жил
З
а границей…
Все равно в Могилеве твой дом.

Чекистов
Х
а-ха!
Ты обозвал меня жидом?
Нет, Замарашкин!
Я гражданин из Веймара
И
приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
П
роклинать вас хоть тысчи лет,
Потому что…
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И
строили храмы Божие…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Ха-ха!
Что скажешь, Замарашкин?
Ну?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?
Бедный! Бедный Замарашкин

Замарашкин
Черт-те что ты городишь, Чекистов!

Чекистов
Мне нравится околёсина.
Видишь ли… я в жизни
Б
ыл бедней церковного мыша
И глодал вместо хлеба камни.
Но у меня была душа,
Которая хотела быть Гамлетом.
Глупая душа, Замарашкин!
Ха-ха!
А когда я немного подрос,
Я увидел
С
лышатся чьи-то шаги.
Тише… Помолчи, голубчик…
Кажется… кто-то… кажется…
Черт бы взял этого мерзавца Номаха
И всю эту банду повстанцев!
Я уверен, что нынче ночью
Ты заснешь, как плаха,
А он опять остановит поезд
И
разграбит станцию.

Замарашкин
Я думаю, этой ночью он не придет.
Нынче от холода в воздухе
Д
охли птицы.
Для конницы нынче
Дорога скользка́, как лед,
А с пехотой прийти
Он и сам побоится.
Нет! этой ночью он не придет!
Будь спокоен, Чекистов!
Это просто с мороза проскрипело дерево…

Чекистов
Хорошо! Я спокоен. Сейчас уйду.
Продрог до костей от волчьей стужи.
А в казарме сегодня,
Как на беду,
Из прогнившей картошки
Холодный ужин.
Эх ты, Гамлет, Гамлет!
Ха-ха, Замарашкин!..
Прощай!
Карауль в оба!..

Замарашкин
Хорошего аппетита!

Спокойной ночи!

Вот и вся сцена.

Ну и что мы видим?

Значит, стоит на посту вот такой комиссар. Коченеет от стужи. Жрет помои. Селедку с червями. Это он из Веймара приехал ради такого удовольствия?

Из Веймара он приехал ради идеала.

Чекист-идеалист, он за идеал согласен терпеть все эти, мягко выражаясь, бытовые неудобства. То есть нормальную собачью судьбу гражданской войны.

Ну да, он ругается как ломовой извозчик и от злости, типа прикалывается. Нарочно говорит гадости, дразнит Замарашкина. Сам же понимает, что несет околесину. Сам же смеется на собой, Гамлетом могилевского разливу. Такой абсолютно типичный портрет еврея-комиссара — отнюдь не из самых подлых.

Куняевы пишут что в поэме «Страна негодяев» нет положительных героев.

У меня другое мнение.

Если посмотреть не из 2005 года, не нашими глазами, не после уже всего, что было, если глядеть из тех, есенинских лет глазами Есенина — признавшего и принявшего революцию, в этой поэме нет ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ героев!

Могилевский Гамлет — Чекистов. Красноармеец Замарашкин — совершенно уже запутавшийся между красными и зелеными.

Странный комиссар Никандр Рассветов, проведший десять лет в Америке. Он ее все время ругает и все время говорит, что у нас надо все сделать точно так же, как у них в этой Америке поганой. Звучит вполне современно.

И наконец главный герой — прообраз Махно, бандит-анархист Номах.

Схватка происходит между зелеными и красными. Белых нет — белые уже неактуальны. Там есть два бледных образа бывших офицеров, ныне кокаинистов, которые ни в чем не участвуют, лишь просят все кабатчицу сыграть им какой то вальсок.

Замарашкин изображает в поэме — замороченный простой народ.

Чекистов, Рассветов и Номах произносят свои монологи о революции.

О том, как все выходит трудно и криво. И каждый из них по-своему прав.

Лично автор более всего сочувствует МахнеНомаху. Номах тоже числит себя в Гамлетах. Обвиняет во всем рассветовых и чекистовых.

Не надо забывать, анархист Махно приютил при своем штабе все остатки столь любимых Есениным левых эсеров. Для Есенина Номах наиболее свой. И он это не сильно скрывает.

Но в образах и Чекистова и Рассветова Есенин выводит странных, немного двинутых, но вполне достойных идеалистов, борцов за свое понимание правды в революции.

Люди верят в свой идеал. Не предают его. Ради него, бросив сытую жизнь, стынут на морозе и жрут помои. Чего ж тут стыдиться? На что ж тут обижаться?

Да, безусловно, Чекистов писан с Троцкого. И конечно, Троцкий это читал. Может быть, ему это даже понравилось. Может быть, он над этим засмеялся. Узнав в этом Гамлете могилевского разливу себя и собирательный образ многих своих собратьев. Но обидеться?

Троцкий был классический лжепророк. Но он не попадает под определение фарисея. Троцкий в своих безумных замыслах был абсолютно честен. И никогда не пытался выдавать себя за кого-то другого.

У Троцкого с есенинскимЧекистовым не могло возникнуть антагонизма.

И Есенин ему просто-напросто нравился. Уже после всех этих поэм, уже когда было написано все, и о левых эсерах и о махновцах, и после «Пугачева», в котором явственно слышны отголоски тамбовских крестьянских бунтов, Троцкий вызывает к себе Есенина, долго с ним беседует и предлагает ему руководить современной российской поэзией.

То есть титул главного поэта, и любые должности, с этим связанные. Журнал так журнал — свое издательство — так издательство.

Есенин — то, что называется «Троцкий-с чойс».

Почему такой выбор?

Почему он не выбрал кого-то, например, из пролетарских поэтов?

Троцкий, как известно, прослыл интернационалистом.

«Интернационалист» не есть синоним слову «космополит» — то есть человек без родины. И даже не есть антоним слову «патриот». «Интернационалист» всего лишь антоним слову «националист».

Троцкий действительно мечтал о слиянии всех народов земли в одну дружную пролетарскую семью. Поскольку эксперимент по установлению счастья в человечестве он начал со своей родины России, то для начала ему мечталось увидеть слитыми в одну семью, все народы населяющие Россию. В пролетарскую семью. В РУССКУЮ пролетарскую семью.

Троцкий сам изумительно владевший русским языком — был то, что называется ассимилянт и именно к этому стремился привести Россию. Такой вот американский вариант. Растворение. Плавильный котел.

И он имел в виду не только евреев или цыган — людей, которым вроде и положено ассимилироваться. Нет, Троцкий хотел ассимиляции и казаков, и узбеков и Кавказа. И чтоб все спокойно взяли себе вот этот русский язык.

Он же Троцкий взял его. И, типа, нормально.

Троцкий знал еще, как минимум, три языка. Но именно русский был для него основным. И писал и говорил он на нем просто великолепно. Я тут, по поводу написания этого текста, влезла в Троцкого, просто почитала его статьи и его речи, ну, как литературный критик. Владение языком, понимание языка, чувство языка — просто великолепное.

И со вкусом все хорошо.

Вот почему Есенин. А не кто-то из пролетарских поэтов. Они по гамбургскому счету не проходили у Троцкого. Я думаю, что там случилось и еще нечто.

Я думаю, что Троцкий говорил с Есениным именно вот об этой своей идее — ассимиляции всех кругом в русский язык. И он как бы вручил Есенину метафизический мандат на внедрение России, как главного бренда, или если хотите, как главной идеи — именно в среду нацменов-инородцев. В малые народы России. Для начала в еврейскую среду, как в наиболее активную.

Он мог так сказать:

— «Ну что вы, Сергей Александрович, все жиды, жиды. Какие теперь жиды? Все мы теперь русские. Да, дети местечек, голота… Говорят безобразно. Пишут — чудовищно. Мы-то с вами понимаем. Нудак научите их. Вы-то можете.

Возьмите их. Как Дзержинский беспризорников. Это ж те же беспризорники. От еврейской культуры оторвались, к русской не пришли. Придумали какую-то свою — пролетарскую… а нету ее. Есть русский язык — русская культура. Учиться им всем надо. Вот вы Сергей Алексаныч ими и займитесь…»

Ему нужен был кто-то именно для такой работы.

А кто мог быть еще?

Из в общем-то талантливых и явно сочувствующих, получалось что есть еще только Маяковский.

Маяковский — сложнее.

Есенин — получается на тот момент, самый талантливый и самый народный. То есть народу внятный.

Пишущий замечательно — но просто.

И явно, сочувствующий революции. И явно, любящий Россию.

Вот эта Россия, как постоянно повторяемый бренд, вот этот слово «Россия», как именно вербализированная главная идея, появилась у Есенина как раз после встречи той самой с Троцким.

Версия националистов: «насмотревшись на инородца, ставшего у власти, Есенин с еще большей силой стал скорбеть о подгибающей России».

А я вот думаю, что именно Троцкий именно в этой беседе и вложил Есенину Россию — уже не просто как свою личную любовь, а как задание. Как некую серьезную революционную миссию. Как дальнейшее дело жизни. Есенин вышел из этого кабинета, как известно, очень даже вдохновленным. Известно, что они расстались вполне довольные друг другом.

Была еще одна вещь, которая их роднила, это сильная нелюбовь в российскому крестьянину. К тому самому многострадальному Мужику.

Поглядите внимательно, в дореволюционной лирике, мужик, крестьянин — у Есенина вообще не появляется. Природа. Кобыла. Танюша — портрет матери в юности, есть еще старики, есть калики перехожие… но никакого мужика.

Потом, в поэмах послереволюционного цикла, есть некий сказочный Отчарь, богатырь — сказочный, былинный персонаж. Но, по-прежнему, никакого реалистического мужика в стиле передвижников — нету.

Мужика Есенин впервые, как следует, описывает в «Анне Снегиной». И мужик этот Прон Оглоблин. Персонаж, прямо скажем, неутешительный:

«…У них там есть Прон Оглоблин,

Булдыжник, драчун, грубиян.

Он вечно на всех озлоблен,

С утра по неделям пьян.

И нагло в третьёвом годе,

Когда объявили войну,

При всем при честном народе

Убил топором старшину.

Таких теперь тысячи стало

Творить на свободе гнусь…»

А вот оттуда же — абстрактный собирательный образ:

«…За хлеб, за овес, за картошку

Мужик залучил граммофон, —

Слюнявя козлиную ножку,

Танго себе слушает он.

Сжимая от прибыли руки,

Ругаясь на всякий налог,

Он мыслит до дури о штуке,

Катающейся между ног...»

 

«…Фефела! Кормилец! Касатик!

Владелец землей и скотом,

За пару измызганных «катек»

Он даст себя выдрать кнутом…»

Да, крестьянский поэт Есенин, друг и соратник мужиковствующих, хорошо знал мужика…

Троцкий знал мужика не меньше Есенина.

У Троцкого необычная родословная. Его отец в биографиях иногда называется «зажиточный крестьянин».

Отец Троцкого был очень богат. И в реальности, он был самый настоящий помещик.

Что невозможно для еврея в ту пору. Поэтому он числился просто богатым крестьянином-арендатором. А работающие на него мужики числились батраками. Есть версия, что именно насмотревшись на то, как папаша плохо обращается с батраками Троцкий и попер в революцию.

Но на самих батраков-мужиков Троцкий тоже насмотрелся, и ни малейшего умиления по их поводу не испытывал.

Они считал русского крестьянина рабом. Носителем рабской психологии, то есть несознательным элементом, мечтающем лишь о том, чтобы стать на место хозяина и завести рабов самому.

Это, собственно говоря, все чистая правда.

И Есенин тоже эту правду отлично знал.

Особенно хорошо эта правда стала заметна после революции. И эту правду Есенин описал в своей поэме «Анна Снегина» с полной мерой отвращения к мужику во всех его видах.

И видов оказалось два: либо пьяный люмпен-голота, желающий все громить, либо кулак, совсем не мечтающий об идеалах революции — свободе, равенстве и братстве, а мечтающий быстро подмять под себя поболе. И снова нанимать батраков.

Идеалисту Есенину, так же как идеалисту Троцкому, такой мужик был не нужен.

И вполне возможно, нарисованная Троцким картинка Сельскохозяйственной Трудармии Есенину вполне подошла.

Потому что все, что Есенин действительно любил: природа, березки, рощицы, коровки лошадки и русские народные песни — все в этой картинке осталось.

Троцкий рисует такой сельскохозяйственный завод:

То есть общее абсолютно все — каждая курица.

Все там, в заводе, и утром труженики Сельскохозяйственной Трудармии стройными рядами, точно как на завод, со своим народными песнями идут на работу.

Туда, к курям, к коровкам.

На поля тоже…

При этом, все механизировано. Трактора, доилки.

Работа в две смены.

Люди начинают нормально спать. Как в городе.

Руки у баб отходят от доильных трещин.

Вообще перестают так стариться к сорока годам.

Удивительная картина. Вобщем такой пейзанский рай.

Что вы смеетесь? Или возмущаетесь? Смеяться или возмущаться можно отсюда — из 2005-го. Но эти два человека разговаривали в 1923-м.

Они еще не знали, что эксперимент не удастся. Он еще только начинался.

Первые коммуны. У того же Махны. Такой же экспиремент в этот момент начинался и в Палестине. Первые кибуцы.

Махновские идеологи и люди Троцкого — большевики, те и другие, ездили тогда в Палестину перенимать опыт. Вот в эти самые кибуцы.

Чтобы понимать тех людей, их мысли и чувства, надо хотя бы на минутку попытаться встать с ними рядом, в их времени. То есть, не зная всего того, что уже знаем мы.

Открутить кино.

Есенин, с юности возмечтавший о пушкинском месте в русской поэзии, о месте Первого Поэта, вышел от Троцкого окрыленный. Первого Поэта он получил.

И дальше он Первым Поэтом и живет. Поглядите, как его принимают на Кавказе:
Он живет на ханских дачах, во дворцах.

Пишут о том, что никогда ему так и не дали жилья. Но он толком никогда не занимался своим жильем. Сестре Кате — купил квартиру. А себе не нужно было. Он все время живет у кого-то с кем-то. Он все время при деньгах. У него при жизни готовится «Полное собрание сочинений».

При этом он сильно пьет и непрерывно буянит.

Почему он добрый и нежный по природе своей человек вообще так буянил и ругался — тоже можно объяснить.

Есенин человек трудный, истеричный, но всю жизнь стремившийся к чистоте, к хорошести.

И я думаю, что он так с какого-то периода своей жизни стал спьяну, оттого что слишком много дерьма было вокруг.

Идеалист Есенин, приняв революцию как свою, любимый и обласканный этой самой революцией, лично ему приносящей лишь всю большую славу, удобство и комфорт, научившийся оправдывать ее пролитую жертвенную кровь, тем не менее сопереживал агнцам, положенным на революционный алтарь.

Да, у него не убили ни отца, ни матери, ни жен, ни детей. Но у него убили Каннегисера. У него убили Ганина. У него посадили многих друзей. Заступаться за кого-то, просить за кого-то — ничего этого Есенин, инфантерибль, сам непрерывно попадающий в ментовку за хулиганство и сам нуждающийся в заступничестве, конечно не мог.

Вокруг крутились жернова, вокруг рубили лес, и летящие щепки, конечно же задевали его сердце. Есенина плющило и колбасило, несмотря на его личное благополучие.

И это настроение выходило наружу в его бесконечных пьяных скандалах.

Скандал следовал за скандалом, суд за судом — и каждый раз — обходя существующий уголовный кодекс, Есенина отмазывали. Ему было можно то — чего другим нельзя.

Это еще раз доказывает, что Есенин никак не стоял поперек горла тогдашней власти, (то бишь Троцкому). И незачем ей было Есенина убивать.

МОЯ ВЕРСИЯ

Я убеждена, что Есенина все таки убил — сердешный друг и любимый ученик Волчонок Эрлих.

Есенину тридцать. Эрлиху двадцать три.

Что происходило между ними? когда они оставались вдвоем? Какие разговоры?

Этого мы не знаем и никогда уже не узнаем. Можно лишь предполагать.

Эрлих был странный мальчик. Одно его стихотворение «О свинье » чего стоит:

«Когда, переступив все правды, все законы

И заложив полвека под сукно,

Свои медлительные панталоны

Ты выведешь перед мое окно,

И улыбнутся вдруг тебе свиные рыла

Багровой свиткою несожранных чудес,

И ты внесешь лысеющий затылок

И жир на нем под холстяной навес,

И наконец, когда войдешь ты в лавку

И хрюкнешь сам, не подобрав слюны,

И круглый нож, нависший над прилавком,

Тебе нарежет стопку ветчины,

Припомни друг: святые именины

Твои справлять отвык мой бедный век.

Подумай друг: не только для свинины —

И для расстрела создан человек»

Странных мальчиков тогда после революции было много.

Хотя это уже зрелый Эрлих.

Моя версия: Эрлих ушел в шесть вместе с прочими гостями и вернулся очень быстро. Он был все-таки отправлен Есениным на поиски бутылки.

Другой вариант: с бухлом было там действительно трудно, и Эрлих действительно ушел, но, неожиданно купив бутылку, вернулся. Порадовать учителя.

Но мог и Есенин послать его именно за бухлом по-тихому.

Сказать: « Слушай, ну я уж неделю — сухой. Ну давай — а ? Давай хлопнем? Ну сил нет!»

Сколько же раз мы все такое слышали.

И Эрлих идет. Приносит. Дальше они начинают выпивать. Есенин, как положено алкашу, пьянеет после первой. И еще неизвестно, что за бормотуху Эрлих принес.

Там есть еще один штрих: Есенина якобы видел этим вечером еще и швейцар в гостинице. Есенин спустился и попросил никого к нему не пускать.

Это может быть. Чтобы не видели, как он пьет. А может просто он хочет пообщаться с Эрлихом лишь вдвоем.

Ну, вот они и общаются. И в какой-то момент начинается драка. Нормальная пьяная драка. Как разговаривают порою, пьяные поэты и просто пьяные люди — все мы знаем.

Вот при Союзе художников никогда не было ресторана, потому что однажды один пьяный художник убил в драке другого.

Ресторан закрыли. Через пятнадцать лет снова открыли. И ровно через неделю после открытия снова один пьяный художник убил другого!

У писателей рестораны всегда были. И они там тоже периодически убивали друг друга.

Одним словом, что-то они друг другу сказали. Возможно, Есенин начал первым.

А потом они стали драться. Ведь версия убийства включает в себя тот факт, что в номере была драка.

Но для драки не нужно пятерых. Просто два мужика. Один деревенский, хоть и разночинец, а другой местечковый, но уже успевший в повоевать в Гражданскую. Такой, типа, Гайдар. Легко представить себе, как они дерутся. И известно, что у Есенина в номере был револьвер, бесследно исчезнувший. И есть версия, что он убит изначально ударом рукоятки в лоб.

Конечно, Эрлих не хотел его убивать. И не планировал. Но можно предположить что он вот так, в драке, двинул его по лбу рукояткой револьвера.

И дальше уже как в «Записке» Сомерсета Моэма, убил, а в тюрьму не захотел.

Дальше начинается инсценировка самоубийства. Мог ли он его подвесить на трубу в одиночку? Теоретически мог. Он был здоровый. Крупнее Есенина. И потом в такие минуты у людей говорят, сил прибавляется.

Подвесил и пошел на вечеринку, делать свое алиби.

Револьвер унес — улика.

В общем-то нормально, что он не побежал с христианским покаянием. Ничего христианского в Эрлихе не было. Он был еще и с 18-и лет осведомителем ГПУ. То, бишь, чекист. И Есенин знал это прекрасно. Вокруг него таких было полно. И Ричиотти и Приблудный.

Опять же, сейчас это кажется диким. Мы применяем на тогдашнее слово сексотнашенское стукач.

Нет — не лезет. Они становились сексотами в Гражданскую. У них, у этих мальчиков, русского Приблудного, еврейского Эрлиха — у детей голоты, у поднявшихся снизу, в революции и Гражданской войне была четкая своя сторона. Четче, чем у Ленина и Троцкого вместе взятых. И вся эта ЧЕКА-ГПУ им была мать родная.

И не надо фарисействовать и делать вид, что это не так.

Но естественно, вот такая «мамаша» вела к сильному смещению нравственных ориентиров.

И поэтому довольно легко представить себе, как такой вот юноша убивает и дальше, не бежит, протянув руки, с криком: «Вяжите меня, убивца!», а начинает хладнокровно заметать следы.

И это не значит, что он Есенина не любил. Нет, героиня моэмовской «Записки» безумно любит своего уже мертвого возлюбленного. Но убив, освободившись от своей любви, не хочет умирать сама.

В какой-то момент, через много лет Эрлих рассказывает девушке, что в ту ночь они с Есениным договорились совершить двойное самоубийство. Но он вот не пришел. Это звучит таким странным бредом. Но этот странный бред тоже характеризует Эрлиха — такого вот, ну не гумилевского уже, а багрицко-киплинговского жестокого романтика.

Почему власти не вывели Волчонка на чистую воду?

Да попросту поверили в версию самоубийства.

Истерикующий пьянь-алкаш Есенин столько раз кричал: «Я покончу с собой!» У истериков это ж любимая, можно сказать, телега: « покончу с собой». Истерики любят и вены порезать и снотворное могут заглотить — только при одном условии, чтобы вокруг было полно народу. Они и на подоконник вспрыгивают. Вены Есенин вроде не резал, но на подоконник при большом скоплении народу выпрыгивал.

Истероида, который в первую очередь ассоциируется у людей с образом ебанатки и человека с неуравновешенной психикой, очень легко убивши, выдать за самоубийцу.

А как же Троцкий, так по моей версии обожающий Есенина? Троцкий твердо, зная что Есенина некому убивать — благополучно во все это поверил. Самоубийство поэта алкоголика, неоднократно угрожающего самоубийством.

А чего ж тут не верить то?

Троцкий написал некролог.

Здесь должна быть цитата из этого некролога, но я ее потеряла. Завтра найду и вставлю.

Цитата — важная потому что, опять же националисты называют это «крокодиловыми слезами» убивца.

Но когда читаешь своими глазами — там все так не пафосно, даже немного и цинично.

Основная мысль этого некролога та же, что и у меня пару страниц назад: Есенина-де плющило и колбасило, потому что лес кругом рубят, и летящие щепки впивались смертельными занозами в нежное его сердце. Крокодил — да, в наличие. Но слез не наблюдается. Не склонный к сантиментам крокодил вообщем, довольно сухо отметил тот факт, что умер, по его мнению, лучший лирический поэт, не выдержав окружившей его антилирической эпохи.

Вот собственно и вся история…

«…Будто кто-то мне в кабацкой драке

Саданул под сердце финский нож…»

Вообще-то почти так и случилось.

По крайней мере, по моей версии.

В 37-м Эрлих был расстрелян.

Я вот пишу, что Есенин умер богемной смертью. Ну да, убит спьяну каким-то загадошнымполу-учеником полу-возлюбленным.

Почти как Пазолини.

Но может быть и не стоит считать эту смерть богемной.

Волчонок Эрлих — мальчик из есенинского ЛИТО. Духовный беспризорник.

Последнее письмо, написанное Есениным, адресовано комсомольскому поэту из города Николаева Яше Цейтлину. Вот кусочек из него:

«…Я очень рад и счастлив тем, что мои стихи находят отклик среди николаевцев. Книги я постараюсь Вам прислать, как только выйду из санатории, в которой поправляю свое расшатанное здоровье. Из стихов мне Ваших понравилась вещь о голубятне и паре голубей. Вот если б только поправили перебойную строку и неряшливую «Ты мне будешь помощником хошь», я бы мог его отдать в тот же «Прожектор». Дарование у Вас безусловное, теплое и подкупающее простотой, только не упускайте чувств, но и строго следите за расстановкой слов. Не берите и не пользуйте избитых выражений. Их можно брать исключительно после большой школы, тогда в умелой рамке, в руках умелого мастера они выглядят по-другому. Избегайте шатких, зыблемых слов и больше всего следите за правильностью ударений. Это очень нехорошо, что Вы пишете былИ, вмести бЫли…»

Есенин продолжает выполнять миссию, возложенную на него Троцким — шефство над малыми народами. Это письмо все то же домашние задание — по любви к родине. По любви к русскому языку…

Есенин научил русских евреев — любить Россию. Я думаю так. Научил тех симпатичных ему бедных мальчиков и девочек, с которыми он столько проводил времени — с кем в койке, с кем за столом.

Светлый человек, когда любит — всегда пытается поделиться. И Есенину искреннее хотелось с такими вот, какие ему нравились — юными, талантливыми, поделиться своей Россией. Они его обожали. Они глядели ему в рот. Не злобные вороны.

Просто маленькие такие черные воронята. Раскрывшие клювы. Ничего не знающие. Оторвавшиеся от своего.

И он им раздавал Россию, вкладывал в клювы.

Кормил — закармливал.

А помните, во всех мемуарах, пьяный Есенин: «Ррррроссия! Понимаешь, Рррроссия

Я представляю, как может порадовать националистов вот эта моя метафора с воронятами.

— Да и они ее съели! Съели!

— Блин. Если б они ее съели — вы б тут сейчас не пиздели.

Я-то конкретно происхожу из вот этих самых воронят — из есенинских евреев.

Меня растил дед, именно у Есенина научившийся вот такой страстной любви к Родине. Слову этому звучащему, наверное, как Бог, в те годы, когда слово «Бог» и вовсе не звучало.

Для таких, как мой дед, коммунистов-атеистов, когда-то поверивших в Революцию, но Сталина уже воспринявших как предателя и бандита, Родина и была единственным богом. Единственным, что свято.

Один из учеников Антона Макаренко — пошел по стопам учителя и был зарезан одним из своих подопечных — малолетним преступником. Беспризорником.

Можно и так воспринять мою версию есенинской смерти — убит на посту. Выполняя свою функцию — поэта, как пророка. На нелегкой пророчьем посту.

ЕСЕНИНСКИЙ ПРИЗЫВ

Получается, что был вот такой есенинский призыв.

И все это есенинские мальчики. Есенинские «еврейчики».

Они во всем теперь оказались виноваты.

Со своей по-есенински экзальтированной любовью к Родине и к русскому языку.

Суки-политруки — выскакивающие первыми из окопа, поднимая за собой взвод.

Суки-переводчики – захватившие все места в русской литературе.

Суки — все они, захватившие все места в русской культуре.

Националисты знают, что говорят. Они все эти места старательно подсчитали. Все псевдонимы раскрыли.

И вышел непропорциональный процент.

Но что вы не сосчитаете места, захваченные этими «беспризорниками» в братских могилах? И в тех, что при памятнике. И в безымянных там, где лежат с биркой на ноге.

Никогда не пробовали посчитать?

Может там тоже процент вдруг выйдет непропорциональный?

Выжившие есенинские «беспризорники», шли учить дальше. Мы все — в общем‑то есенинцы. Вся современная разночинская русская интеллигенция.

Уже и вовсе не еврейская — разная по этническому происхождению. Общее в нас лишь происхождение социальное — ниоткуда, всяко-разно откуда.

«…говорят мы невправе

мы из грязи из пыли

из отхожего места

из густого вранья

по Лебяжьей канаве прежде лебеди жили

а теперь наступили времена воронья…»

Это не Есенин — это я говорю.

И многие из нынешних исступленных националистов — тоже есенинцы, выращенные в школе все теми же есенинскими девушками, «учительницей литературы Марьей Абрамовной», получавшие книги из рук есенинских «еврейчиков», и потом их же проклинающие.

Сейчас русские города снова заполняются черноголовыми птенцами. Дома у них родители говорят между собой не по-русски. Это новая стая воронят — вновь оторвавшихся от старого гнезда, от прежнего Своего.

Их называют мусором, от которого надо чистить русские города.

«Очистим Москву от мусора!» Все повторяется. В 1989-м такой лозунг выкинули питерские «памятники». Предлагали очистить Питер. От таких, как я.

И в общем, неплохо очистили. Мы — пуганые. Погромов не потребовалось. Хватило одних лишь разговоров.

Но занятие это бесполезное — налетели новые стаи перелетных птиц. И выход только один — кормить их Россией. Как когда-то нас кормили.

Вложить им ее в душу и в печенку.

«Патриот» это некогда прекрасное слово, изгвазданное грязными лапами националистов.

Дети эмигрантов-переселенцев, там, в Америке, становятся страстными патриотами. Первой колонной защитников своей страны.

Сейчас вот этот Есенинский призыв снова актуален.

«Р-р-р-россия, понимаешь, Р-р-р-россия…»

Конечно я не собираюсь меряться правдою с националистами.

Моя песня с ихней никогда не «сживется».

И Есенин у нас получается разный.

У них вот такой — Саша Белый — уголовничек из кино.

Ну что ж — по селу и капище. Как сказал бы м о й Есенин.

И закончу я его же словами. Все из того же «Сорокоуста».

Переадресовав их все тем же националистам.

Так любящим с похмела порыдать над хорошей русскою песней. Так уверенным, что уж мертвого Есенина они, наконец в з я л и.

«… Вы, любители песенных блох,

Не хотите ль пососать у мерина? …»

 

Комментарии  

+1 #11 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинНаталья Игишева 21.01.2016 08:20
Так же, как и все изложенные здесь «сплетни в виде версий» (еще большее отвращение вызывающие своим вальяжно-снисхо дительным тоном), предположение об Эрлихе-убийце не выдерживает никакой критики. Во-первых, слишком уж страшные травмы для простого бытового конфликта, пусть даже и завершившегося убийством: тут определенно просматриваются целенаправленны е истязания (не исключено, что пытки). Во-вторых, очень возможно, что Эрлих был стукачом, но вот кем он уж точно не был, так это профессиональны м убийцей, обученным заметать следы (а соорудить «лестницу» из предметов и повесить труп на стояке, чтобы объяснить согнутую руку и вмятину на лбу, – идея, согласитесь, весьма нетривиальная). Ну а уж подвесить тело в одиночку без применения мудреных вспомогательных средств, которых в распоряжении у Эрлиха быть точно не могло, – это вообще из области ненаучной фантастики (очень интересно было бы узнать, как г-жа Беломлинская это себе представляет).
Цитировать
+2 #10 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинНаталья Игишева 07.01.2016 11:44
По своему цинизму этот лениво-самоувер енно-издеватель ский опус превосходит все те ушаты грязного вранья, которые были вылиты на Есенина за советское время, вместе взятые. Мариенгофу впору от зависти на ближайшем суку удавиться. Останавливаться на нездоровых фантазиях г-жи Беломлинской не буду: они слишком мерзостны, чтобы их комментировать. Скажу только, что понять не могу: если человека НАСТОЛЬКО не уважаешь, зачем тогда вообще про него писать? А уж строчить ТАКОЕ и в ТАКОМ тоне про человека, кто принял страшную смерть за то, что не склонился перед бого- и человеконенавис тнической властью, – кощунство в «лучших» традициях тех лет. Место такого рода художеств – в изданиях для эротоманов и извращенцев, а не на сайтах, куда приходят люди, чтящие Есенина как гениального поэта, мученика за правду (а может быть, и за веру), и, читая подобные инсинуации, чувствуют себя оплеванными, если не сказать облеванными (простите за физиологические сравнения).
Цитировать
+4 #9 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинАнна Танеева 27.12.2012 22:14
Автор статьи с высокомерной скукой и развязанным тошом ("сердешный друг")рассуждае т о трагедии гибели Поэта. Действительно, морально не чистоплотно. Автор ругательски поносит Марингофа и Катаева, но сама жа повторяет их же вымыслы о пьянстве поэта. Чем же ей так не угодил Безруков? Тем, что считает поэзию Есенина достоянием многих, а не избранных, к которым Беломлинская относит только себя.
Цитировать
+4 #8 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинTatyana 06.11.2012 02:04
"Я попробую рассказать о Есенине из своего угла... Из богемы. Я в этом углу родилась и живу." :-x
Беломлинская-ХА Мелеон намолола гору чёрной пыли. "Кликнула" я на этого, вообще неизвестного мне аффтара, из-за заглавия "Мой Есенин", мгновенно выдающего "махрового" эгоцентрика. На поверку оказалось, что небходимо надевать противогаз, проходя мимо углов, в коих обитают таковые проктофантасмис ты общества, как сказал бы Гёте. Аффтар сего "писания" сродни Ксении Собчак. - Мнит о себе "аж в зобу дыханье спёрло"! Судит с ленцой, цинизмом, пошлостью, и - претензией на всезнание, потому что зрит себя богемной штучкой. А из угла-то, как сама призналась, никогда не выбиралась - вот и завшивела-зачер вивела. Скачет по собственной блевотине, скользит и мнит, что на коньках катается. Виртуозно. Плачется, что многое в собственной жизни сама же изъязвила. И дальше продолжает. - Привычка, знаете ли!
Люди добрые: Осторожно! - "бля-бля-бля" - чёрная пыль от "угОльного" мельника - Беломлинской Юлии.
Цитировать
+2 #7 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинОксана 13.07.2012 16:53
Обида ясна и измерена.
Обидой сквозит из строк.
Но только.. руками Есенина
Не стоило б щелкать блох..
Цитировать
+6 #6 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинДмитрий 02.05.2012 01:23
Откуда такой невообразимый цинизм? Откуда нравоучительно- повествовательн ым тон? Зачем предположения выдавать за действительност ь? Зачем отчеканивать как из-под дамского каблучка а на выходе лишь слышать грубую поступь? К чему вся эта необдуманная модель искаженных версий и фактов? Кощунственные и едкие замечания на тему пристрастия Сергея Александровича к алкоголю, должны вызывать искреннее недоумение у администраторов сайта, посвященному жизни и творчеству С.А.Есенина. Единственное положительное, что позволит избежать окончательной обструкции всего выше написанного,- госпожа критик все-таки основную мысль статьи заключила в осмыслении, путем обстоятельного и весьма глубокого анализа литературных произведений нашего любимого поэта и писателя. Вечная память невинно-убиенно му ПОЭТУ, погибшему за честность и искренность перед ликом любимой родины
Цитировать
+1 #5 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинЛидия Орлова 28.12.2011 17:08
Роман о народовольцах "Нетерпение" написал не Василий Аксёнов, как Вы утверждаете, а Трифонов
Цитировать
+10 #4 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинЕлизаветаК 02.12.2011 18:05
Очень не понравилась статья. Низко. Нечистоплотно морально. Извините за резкость - но это откровенно по крайней мере.
Цитировать
-4 #3 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой ЕсенинMailovskaya 25.09.2011 04:57
Интересно, увлекательно, убедительно. С юмором. Прочитала с огромным удовольствием.
Цитировать
-2 #2 RE: БЕЛОМЛИНСКАЯ Ю. Мой Есенинporuchki-rghevsky 15.09.2011 17:09
Как интересно, Юлия!
После "Яблока... " - самое увлекательное чтение!

С уважением,
Алексей
Цитировать

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика