Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58882402
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
25982
49490
205369
56530344
936224
1020655

Сегодня: Март 29, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

ЛЕОНОВА Н. Москва в судьбе Сергея Есенина (часть 3)

PostDateIcon 01.02.2016 15:52  |  Печать
Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 
Просмотров: 5333

ЛЕОНОВА Н.

Москва в судьбе Сергея Есенина
Часть 3

Театральная история

Театральная история

     К киноискусству Сергей Александрович Есенин оставался равнодушен, а вот к театру, к актёрству, тяга у него была, несомненно. Ещё в юности, в доме Поповых и в имении помещицы Л. Кашиной он участвовал в любительских спектаклях. Первокурсником Университета им. А. Шанявского соприкоснулся с истинным театральным искусством: однажды в холодный осенний вечер, в компании однокурсников В. Наседкина и Б. Сорокина впервые переступил порог Художественного театра. Давали «Вишнёвый сад». Раневская — Книппер-Чехова, студент Трофимов — Качалов, Епиходов — Москвин, Лопахин — Леонидов. Б. Сорокин вспоминал: «В антракте пошли в фойе. Облокотившись на кресло, Сергей молчал. И, только тогда, когда Наседкин спросил его, понравился ли спектакль, он, словно очнувшись, сердито проронил: «Об этом сейчас говорить нельзя! Понимаешь?» И пошёл в зрительный зал».
     Приехав в Петроград в марте 1915 года, Есенин, уже как искушённый зритель, стал посещать театры. С М. Мурашевым побывал в театре «Кривое зеркало», посмеялся от души. В ноябре того же года с петроградским другом Володей Чернявским был в знаменитой Александринке на представлении пьесы А. Грибоедова «Горе от ума», в Мариинском театре слушал оперу Н.А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». В 1916 году слушал Шаляпина в «Борисе Годунове».
      Находясь на военной службе в Царском Селе, Есенин, тогда уже подающий надежды поэт, работал над пьесой «Крестьянский пир». По свидетельству М. Мурашева, читал её в театре «Новая студия». Пьеса не сохранилась. Видимо, в то время и сказал Сергей Есенин кому-то из друзей, что коль не стал бы поэтом, то стал бы непременно актёром!
     В январе 1916 года Есенин брал уроки у преподавателя курса «Речевых основ сценического искусства», артиста В.В. Сладкопевцева. В практике сценического искусства существует термин «сценическое обаяние». Обаятельный в жизни человек, выходя на сцену, может неожиданно утратить свою притягательность, а внешне неприметный — на сцене вдруг преобразиться и выделиться — вот это удивительное свойство, а вовсе не красота, составляет понятие «сценическое обаяние». Сергей Александрович Есенин был одарён природой и человеческим, и сценическим обаянием. Художница Лидия Белютина-Гринева так описывала поэта: «Все, что он делал — подвинет за спинку венский стул, возьмёт из рук чашку, откроет книгу (обязательно пересматривал все, что лежало в комнате), — получалось ладно. Можно бы сказать — пластично, но ему это слово не подходило. Ладный он был и в том, как одевался, как носил любую одежду. Никогда одежда его не стесняла, а между тем заметно было, что она ему небезразлична. И за модой он следил — насколько в те годы это получалось. особенно запомнилось его дымчатое кепи. Надевал он его внимательно, мог лишний раз сдуть пылинку. Мне этот жест всегда потом вспоминался в связи со строкой «Я иду долиной, на затылке кепи…» Читали у нас свои произведения многие, читал и Сергей Александрович. От всех поэтов его отличала необычная сегодня, я бы сказала, аристократическая манера чтения. Он не подчёркивал ритмической основы или мысли. Каждое его стихотворение было как зарисовка настроения. Никогда два раза он не читал одинаково. Он всегда раскрывался в чтении сегодняшний, сиюминутный, когда бы ни было написано стихотворение».
     В декабре 1921 года в издательстве «Имажинисты» была напечатана поэма «Пугачёв». Есенин мечтал увидеть своё любимое детище на сцене. Даже читал «Пугачёва» перед труппой театра Мейерхольда. Один артист поинтересовался у Мастера: «Кто из нас будет читать?» Режиссёр ответил: «Читать будет автор!» Когда поэт закончил чтение, Всеволод Эмильевич взглянул на скептика: «А ты прочтёшь так, как он?!»
     В театральном мире Сергей Есенин был своим человеком, особенно после заграничной поездки. Он посещал все спектакли своей знаменитой жены Айседоры. В августе 1923 года познакомился с актрисой Камерного театра Августой Миклашевской. В октябре был на спектакле с её участием «Кабачок и роза» в театре «Острые углы». А его посещение спектакля Малого театра «Недоросль» по приглашению актрисы О.С. Щербиновской (жены Б. Пильняка) оставило трагикомический след не только в истории этого театра, но и в протоколе 26-го отделения милиции, расположенном неподалёку, в Столешниковом переулке. Известной актрисой театра стала и бывшая жена Есенина, Зинаида Райх.
     В начале апреля 1925 года поэт присутствовал на спектакле «Мандат» по пьесе приятеля-имажиниста Н. Эрдмана в постановке Мейерхольда, тогда уже мужа Райх. А знакомство ранней весной 1925 года с актёром Художественного театра Василием Ивановичем Качаловым сблизило Сергея Есенина с людьми, которыми он восхищался в юности. Чудесное стихотворение «Собаке Качалова» появилось благодаря этому знакомству. Оно было впервые напечатано 7 апреля 1925 года в газете «Бакинский рабочий». В это время Есенин находился в Баку, там же проходили и гастроли Художественного театра в то же самое время. Есенин пришёл на спектакль. Давали «Царя Фёдора Иоанновича» по пьесе А.К. Толстого с Качаловым в главной роли. В перерыве Василий Иванович провёл поэта за кулисы. Сергей Есенин читал свои стихи самому Константину Сергеевичу Станиславскому.


Teatralnaja

Кремлёвская набережная, дом № 9

Кремлёвская набережная, дом № 9

     Ни за что бы не поверила, что на длинной и пустынной Кремлёвской набережной сохранился этот дом. Идёшь-идёшь и видишь по правую руку только бесконечную кирпичную стену Кремля, а по левую — гранитный парапет Москвы-реки. Но дом сохранился и, мало того, в нем по сей день люди живут!

Kremlevskaja 9 01
     Когда-то здесь в большой коммунальной квартире жил артист Камерного театра Александр Борисович Оленин (Гиршберг) с женой, тоже актрисой Таирова. Надежда Вольпин вспоминала о нем так: «Был в те первые послереволюционные годы в Камерном театре актёр — не на ведущих ролях — Оленин. Полного имени его не помню, а звали его в нашем кругу Аликом Олениным. Он дал себе тяжкий труд выучить наизусть раннюю есенинскую поэму «Товарищ», первый отклик поэта на Февральскую революцию. Поэма была напечатана в мае семнадцатого года и рисуется мне предвестницей блоковских «Двенадцати». Поэзия Есенина давно оставила позади этот ранний опыт. Прозвучали «Небесный барабанщик», «Сорокоуст», «Пугачёв». Прочтены друзьям и «Страна негодяев», и «Чёрный человек». А наш Алик Оленин, знай, читает с эстрады «Товарища». Эффектно читает. Особенно заключительный выкрик: «Железное// Слово//Ре-эс-пу-у-ублика!» Над чтецом уже давно подсмеиваются. Есенин несколько раз просил его добром больше «Товарища» не читать. Как горох об стену! Поэт наконец пустил в ход сильное средство: официально — от Ордена имажинистов — актёра предупредили, что если он ещё раз позволит себе прочесть с эстрады «Товарища», то «в уплату получит по морде». Подействовало».
Kremlevskaja 9 02
     Адрес Оленина нашёлся в справочной книге «Вся Москва», а уточнить его помог небольшой рассказ Юрия Паркаева «В лайковой перчатке смуглая рука», записанный со слов бывшего соседа артиста по квартире — Георгия Петровича Ларионова. В то время совсем мальчик, он жил с родителями в многолюдной коммуналке. Взрослые жильцы были дружны и часто собирались за одним столом. Однажды в квартиру пришла шумная компания, среди гостей был и поэт Есенин. Мальчик, которому родители запретили сидеть за столом, замер за дверью, разглядывая в щёлку элегантного светловолосого мужчину. В доме часто говорили о Сергее Есенине, о его зарубежной поездке, об Айседоре Дункан. Ларионов-старший заметил любопытный носик сынишки и хотел прогнать мальчика, но Есенин заступился за ребёнка и позвал его в комнату. Так мальчик оказался среди гостей, и во все глаза смотрел на поэта. Когда весёлые гости разошлись, под вешалкой осталась лежать перчатка. Вспомнили, что в перчатках был только Есенин. Находку спрятали до следующей встречи. Нескоро появился Сергей Есенин в доме на Кремлёвской набережной. Мальчик успел заметно подрасти. Интересный гость поговорил с ним ласково, а потом прочёл свои стихи. Когда мальчик услышал «Я иду долиной, на затылке кепи, //В лайковой перчатке смуглая рука…» — засмеялся. В ответ на недоуменный взгляд поэта показал ему перчатку. Мальчик представил себе, как поэт, забыв перчатку у них в квартире, ходит теперь в одной. Есенин потрепал мальчика по голове и оставил ему на память свою перчатку: ведь её пару он давно выбросил. Георгий Петрович подробно описал не только свои встречи с поэтом, но и дом, где жил в детстве: Кремлёвская набережная, дом № 9, вход со стороны Лебяжьего переулка.

Kremlevskaja 9 03
     «Как тесен мир!» — подумала я, когда узнала, что в 1914 году в этом доме жил и Борис Пастернак. Из воспоминаний Надежды Вольпин: «Не прошло, однако, и недели со дня смерти Сергея Есенина. В московском Доме печати вечер памяти погибшего поэта. Одним из первых выходит на эстраду Алик Оленин и читает… ну, конечно же, «Товарища»! Ох, и хотелось мне, чтобы кто из друзей в память ушедшего выдал чтецу обусловленную плату. Нет, никто не счёл нужным «расплатиться»… Я шла с вечера домой, думая о том, как теперь в памяти людской беззащитен поэт…» Георгий Ларионов на похороны поэта не пошёл. Взрослые пошли, а он не мог, не хотел видеть такого весёлого, такого живого Есенина, мёртвым, утопающим в цветах…

Театральная площадь, дом № 2

Театральная площадь, дом № 2

     Ещё в конце 1921 года Марина Цветаева писала М. Волошину в Крым: «О Москве. Она чудовищна. Жировой нарост, гнойник. На Арбате 54 гастрономических магазина: дома извергают продовольствие. <…> Клянусь! Люди, как и магазины: дают только за деньги. Общий закон — беспощадность. Никому ни до кого нет дела!» Вернувшись в августе 1923 года в расцвет НЭПа, после почти полуторагодичного отсутствия на родине, Есенин особенно остро ощутил разницу между литературной жизнью до и после. Совсем другие люди правили бал. Сытые, самодовольные. Распались некоторые дружбы поэта, порвались ниточки его творческих связей. Ненадёжное судёнышко «Стойла Пегаса» дало течь: без Есенина — скучно — упали сборы. В их с Толей квартире, купленной на паях в Богословском переулке, проживало уже целое семейство во главе с мамашей Анны Никритиной, которая относилась к Сергею Александровичу весьма настороженно. «Веник в семье голова!» — печально думал поэт. Прожить только литературным трудом становилось все труднее. На службе состояли и М. Булгаков, и Ильф с Петровым. Б. Пастернак составлял библиографию работ В.И. Ленина. Связи с издательствами нужно было восстанавливать. Из воспоминаний А. Воронского, редактора «Красной нови»: «Осенью 1923 года в редакционную комнату «Красной нови» вошёл сухощавый, стройный, немного выше среднего роста человек лет двадцати шести — двадцати семи. На нем был совершенно свежий, серый, тонкого английского сукна костюм, сидевший как-то удивительно приятно. Перекинутое через руку пальто блестело подкладкой. Вошедший неторопливо огляделся, поставил в угол палку со слоновым набалдашником и, стягивая перчатки, сказал тихим голосом: «Сергей Есенин. Пришёл познакомиться». <…> Я не заметил в нем никакой рисовки, но в его обличье теплилось подчиняющее обаяние, покоряющее и покорное, согласное и упорное, размягчённое и твёрдое. Прощаясь, он заметил: «Будем работать и дружить. Но имейте в виду: я знаю — вы коммунист. Я тоже за Советскую власть, но я люблю Русь. Я — по-своему. Намордник я не позволю надеть на себя и под дудочку петь не буду. Это не выйдет». Вспоминаю этот всем известный эпизод для того, чтобы большим контрастом выглядел следующий, чтобы было понятнее, насколько трудно было самолюбивому, с обострённым чувством собственного достоинства, известному поэту ходить по редакциям, предлагать свои стихи, ведь вовсе не все редакторы принимали его столь радушно, как А. Воронский. Настроения, время от времени посещавшие Есенина в этот драматический период жизни, точно выразил И. Грузинов: «Никому нет никакого дела до поэзии. И как-то странно, что только мы, чудаки или одержимые, спорим об искусстве, о стихах». Кооперативное издательство «Недра» возглавлял Н. Ангарский. Издательство располагалось на площади Свердлова (Театральная), в одном из помещений дома № 2. Там, где в наши дни находится Российский Академический Молодёжный театр.

Teatralnaja 2
     Издательство выпускало серию «Дешёвая рабочая библиотека». Здесь печатали М. Булгакова, В. Вересаева, А. Грина, А. Неверова, П. Романова, А. Весёлого и зарубежных авторов — К. Гамсуна, Э.Т.А. Гофмана, М. Пруста, Г. Уэлса. «Дьяволиада» и «Роковые яйца», впервые изданные в издательстве «Недра», принесли М. Булгаковы первый успех. П.Н. Зайцев, секретарь издательства «Недра», вспоминал: «Вскоре после возвращения из-за границы Есенин зашёл в редакцию «Недр», где я работал, но меня не застал. Я нашёл на столе у себя в редакции клочок бумаги, на котором было нацарапано: «Заходил. Хочу говорить о стихах для «Недр». Есенин.» В почерке уже не было строгого устава, характерного для поэта в 1918 году. Это были ломаные каракули, очень слабо напоминавшие прежний почерк. И было в них что-то болезненное… Редактор «Недр» отнёсся к предложению Есенина холодно. По его мнению, поэт не подходит по общему строю и направленности для «Недр», и вопрос о печатании его стихов в «Недрах» и об издании его книги не был включён в порядок дня. Сам он в редакцию к нам больше не заходил: ждал, что мы придём к нему — с ответом и приглашением. А мне заходить к нему было не с чем. Так мы с ним в те дни и не встретились».

Соседи

Соседи

Часть 1

Sosedi 02
     Дом в Богословском переулке так часто появляется на страницах воспоминаний о поэтах Есенине и Мариенгофе, что стал полноправным героем того интересного времени. Иногда даже чувствуешь эффект присутствия в его стенах. Воображение рождает картинку: большая комната, у эркерного окна стоит обеденный стол, заменяющий поэтам письменный, на столе чернильница — собственность С. Есенина, сквозь стекло окна чернильно синеет вечер, падает мягкий снег, на скатах крыш невысоких домов напротив — шапочки снега, кое-где по краю кошачьи следы… Уютная, тихая, творческая обстановка…

Sosedi 03
     А ведь квартира-то была коммунальная! С осени 1919 по весну 1920 г. Сергей и Анатолий жили в квартире Карпа Короткова, их соседями были и сестра Короткова, Софья Григорьевна Зарифова (урожд. Короткова), учительница музыки, с дочерью. Дочь выросла, оставила воспоминания о тех днях: «В ту пору в квартире жила моя сверстница, мы подружились, и эту дружбу пронесли через всю жизнь. Детьми мы поделили наших героев: кому-то достался Есенин, кому-то Мариенгоф. Они часто отдавали нам свой недолгий досуг, играли в салки, гоняли вокруг стола своей большой пустой квартиры или в прятки. Мы были горды таким вниманием». Зоркий детский глазок приметил, а память навсегда зафиксировала многие события из жизни взрослых: и сжигание в печке книг издательства «Имажинисты» для обогрева холодной комнаты, и ссору С. Есенина с Зинаидой Райх, приехавшей с дочерью из Орла. «В ту пору моя мать была молода, — вспоминала Н. Зарифова, — она была красива, но я не понимала этого; насущные дни — голодные, холодные застилали нам понимание другого. Однажды, застав перед матерью Есенина на коленях, я была просто поражена («Чего это он выдумал?»). Мать тогда не думала о себе как о женщине, все было подчинено куску хлеба, а я как-то запомнила его реплику: «Надо более по-женски». Что подразумевалось? — лёгкая победа, привычная покладистость женщин? Только стоит перед глазами растерянное, недоумевающее лицо матери и Есенин, стоящий на коленях». Повзрослев, девочка прочитала стихи симпатичного соседа, и поняла, с кем лишь на мгновение свела жизнь её и маму: «Затем, когда Есенина не стало, я узнала его по его стихам, по тому прекрасному, что он оставил людям». 31 декабря 1925 года Москва хоронила своего поэта. Людей всех сословий объединило общее горе. 1 января 1926 года тихая учительница музыки сбивчиво и сумбурно доверила дневнику свою боль: «Мучительно ищу здесь строки Есенина. Нет, нет, не нахожу… Он умер героем, он сделал то высочайшее, умное, смелое, за что я полюбила его. А он жил около, но я не поняла его, он пришёл ко мне однажды, я почти вытолкала его. Это было в тяжёлые времена, когда мы все были скотами, когда я не чувствовала душу, забыла, что она во мне, не знала, что рядом самая близкая, самая родная душа. Так в жизни в этот раз, быть может, я упустила самое дорогое, самое нежное, самое безумное сердце». (цитаты: Кеда А.А.  «Сергей Есенин в Богословском у Карпа Короткова»/новые материалы// Радуница-5).

Sosedi 01
Часть 2

Sosedi 04
     Несладко пришлось бездомному поэту, нашедшему временный приют в квартире Галины Бениславской в Брюсовском переулке (дом № 2А), когда там поселилась сотрудница газеты «Беднота» юная Елена Кононенко с прелестным личиком фарфоровой куклы. Поселилась она в коммунальной квартире на правах гражданской жены заместителя ответственного редактора газеты Михаила Семеновича Грандова, горячего поклонника поэзии Сергея Есенина. Ещё шестнадцатилетней девушкой Лена зашла в книжную лавку «Московской Трудовой Артели Художников Слова» и показала тетрадку своих стихов любимому поэту — Есенину, стоявшему за прилавком. Есенина озадачил псевдоним хорошенькой девушки: «Неплохо. Но почему Гамсун? Как ваша фамилия?» И вот она живёт в одной квартире со своим кумиром! Как-то утром, когда Бениславская ушла на работу, Елена сбегала в цветочный ларёк и вернулась с охапкой васильков. Тихонько пробралась в комнату, где спал Есенин, и разложила цветы на подушке и одеяле спящего. Не удержалась — позвала соседку, Соню Виноградскую. «На подушке, залитой солнечными лучами, — вспоминала Софья, — утопая в васильках, обрамлённая воротом шёлковой рубашки, лежала чудесная золотая голова! Он проснулся, синие васильки глянули из его глаз, солнце и васильки веселили его и радовали. И он неутомимо ходил по квартире, говорил, шутил, смеялся, был необычайно ласков и нежен со всеми». Выходки влюблённой в Есенина жены не могли не вызвать раздражения у мужа. Грандов, который из любви к поэту пытался помочь ему с получением собственного жилья, писал на бланке газеты «Беднота» ходатайства в Президиум ВЦИК с копиями в секретариат Л. Троцкого, стал с удесятерённой силой добиваться выселения Есенина из квартиры, уже мотивируя тем, что поэт нарушает покой соседей. Напор ревнивца не принёс результатов, но ещё больше осложнил положение поэта. После оформления брака молодожёны сами переехали в новое жилье. Вскоре у Кононенко и Грандова родилась дочь. Назвали девочку Василисой. Имя предложил Сергей Есенин.

«Персидские мотивы»

«Персидские мотивы»

     В начале февраля 1924 года Сергей Александрович Есенин познакомился с прибывшим по партийным делам в Москву вторым секретарём ЦК Азербайджана и редактором газеты «Бакинский рабочий» Петром Ивановичем Чагиным. По последним данным, встреча предположительно произошла в мастерской художника Георгия Якулова, который готовил проект памятника 26-ти бакинским комиссарам. На следующий день после знакомства в дверь гостиничного номера важного партийного товарища постучал Сергей Есенин. Он пришёл с деликатной просьбой: «Простите, но, кажется, мы вчера с вами перепутали калоши…» Пообщались. Между поэтом и Петром Ивановичем, который был младше Есенина на три года, сразу же возникла симпатия. Чагин пригласил поэта в Баку, посулил организовать поездку в Персию — Сергей Александрович грезил о ней со времён путешествия в Ростов в салоне-вагоне Г. Колобова. И в сентябре Есенин приезжает в Баку, пишет в редакционном кабинете Чагина «Балладу о двадцати шести». Тогда же Пётр Иванович знакомит поэта с младшим братом, Василием Ивановичем Болдовкиным, вернувшимся из Тегерана. С поездкой не сложилось, но мечты о Персии воплотились в изумительный цикл стихов «Персидские мотивы».
     Не буду перечислять все встречи поэта с братьями — их было немало, речь пойдёт о последней. Сначала, слово Василию Болдовкину: «Последняя моя встреча с ним была на улице Белинского, около гостиницы «Париж». Это было числа 15.12.1925 года. Я был у брата в гостинице, и он (Есенин — Н.Л.) как раз собирался к нему. Падал снег. Сергей в чёрной шляпе, в шубе с воротником шалью, шёл как-то уныло, задумчиво. Его осунувшееся, серое лицо говорило о каких-то переживаниях, какой-то болезни. «Здравствуй, Сергей! — Мы с ним расцеловались. — «Ты от Петра?» — «Да, тороплюсь в наркомат». — «Зайдём к Петру, как он? Что рассказывает об отце? Хочу поехать в Ленинград». — «Сергей, я тороплюсь. Ты заходи к Петру, а то как бы он не ушёл. А попозже зайду и я». Мы расцеловались, и это был последний поцелуй. Вечером, когда я пришёл в гостиницу, ни брата, ни Сергея уже не застал. Через несколько дней я позвонил Сергею домой, мне ответили, что он уехал в Ленинград. А ещё через несколько дней получили известие о кончине Сергея…» (Из публикации Н.Г. Юсова и Г.И. Шипулиной). Встречу с Петром Чагиным, происшедшую, похоже, в тот же день, вторая жена Чагина, Мария Антоновна, датирует осенью 1925 года. Встреча, очень короткая, произошла в гостинице «Пассаж». В номере Чагиных собрались гости, было весело и шумно. Есенин, расстроенный посещением запущенной могилы А. Ширяевца, плакал. Он почувствовал себя лишним среди этих людей, немного посидел тихонько и, ни с кем не прощаясь, ушёл.
     Беру в помощники справочник-путеводитель. В настоящее время улица Белинского называется Никитским переулком. Выходит он на Тверскую. В двух шагах от Кремля. Читаем: «В начале 20 века некий «отставной корнет» Леонид Бирюков открыл в «Постниковском пассаже» синематограф под заграничным названием «Паризьен» (так возникла в памяти Василия Ивановича гостиница «Париж» — Н.Л.), часть же помещений по Никитскому переулку (дом № 4) была занята гостиницей «Пассаж»… В советское время бывшее торговое заведение приютило несколько театров…» Да это же здание Театра им. М.Н. Ермоловой!

Persidskie
     Рискну предположить, что Пётр Иванович Чагин останавливался в гостинице «Пассаж» не один раз. Возможно, за своими калошами Сергей Есенин приходил тоже сюда! Название гостиницы Мария Антоновна запомнила верно, а дату последней встречи… Думаю, обе встречи произошли в один день, в декабре.

Андрей Соболь и Сергей Есенин

Андрей Соболь и Сергей Есенин

     В конце 1925 года по опросу читателей «Гудка» лучшим писателем был назван Андрей Соболь. Пройдёт совсем немного времени и «Красная газета» от 08 июня 1926 года опубликует небольшую заметку в чёрной рамке: «Вчера ночью на Тверском бульваре пытался покончить собой писатель Андрей Соболь. Последние дни окружающие Соболя замечали его упадочное настроение и объясняли это материальными затруднениями… Несколько дней тому назад в журнале «На литературном посту» появилось изображение «Генеалогического дерева» писателей, где Андрей Соболь был отнесён к группе «правых попутчиков». Это усугубило мрачное настроение писателя, и вчера ночью, по выходе из Дома Герцена, Соболь, улучшив момент, когда за ним никто не следил, выхватил неизвестно каким путём добытый револьвер и выстрелил себе в грудь. При спуске курка рука Соболя дрогнула, и пуля попала в живот. Он был отправлен в больницу имени Склифосовского… В течение последних двух лет — это третий случай попытки Андрея Соболя покончить жизнь самоубийством. В 12 ч. 40 м. ночи Соболь скончался в страшных мучениях». Кто-то вспоминал, что на Тверском бульваре писатель с револьвером в руках просил случайных прохожих удержать его от расправы над собой, кто-то говорил о хронических депрессиях писателя, кто-то связывал гибель Андрея Соболя с трагическим концом его друга — Сергея Есенина…
     Лучший писатель и лучший поэт, они были очень похожи. Роднило эсеровское прошлое. Оба, любимые женщинами и окружённые друзьями, испытывали приступы глубочайшего одиночества. Обоих — еврея Соболя и рязанца Есенина — отличало чувство справедливости, обострённое национальное самосознание и любовь к России. Марк Соболь, сын Андрея Соболя, тоже писатель, вспоминал, как увидев отца с перевязанным глазом, после какой-то потасовки, Алексей Иванович Свирский, комендант Дома Герцена, сказал ему, тогда совсем ребёнку: «Эх, жаль, уехал Сергей! А то бы Сергей им!..» Да, Сергей был хорошим другом, он обязательно бы заступился. Заступился за друга и Андрей Соболь на товарищеском суде по «делу четырёх поэтов». В то время, как Сосновский оголтело травил Сергея Есенина и Бедный Демьян цинично поддакивал ему, хотя в кулуарах слыл любителем и знатным рассказчиком анекдотов о евреях, а бывший лучший друг, Толя Мариенгоф, поспешил объявить Есенина «больным», Соболь и другие порядочные писатели спасли его и остальных участников инцидента от больших неприятностей. Из книги Ст. и С. Куняевых «Сергей Есенин»: «А русские писатели еврейского происхождения — Львов-Рогачевский, Абрам Эфрос, — понимая всю лживость и надуманность обвинения четырёх поэтов в «антисемитизме», убеждали судей, что подобные утверждения не имеют под собой никакой почвы. С полной определённостью об этом же сказал и Андрей Соболь: «Я — еврей. Скажу искренно: я еврей-националист. Антисемита я чую за три версты. Есенин, с которым я дружу и близок, для меня родной брат. В душе Есенина нет чувства вражды ни к одному народу». А. Соболь писал Н. Никитину о «деле четырёх поэтов»: «Шум насчёт истории с Есениным и пр. волнение умов. Кажется, ущемляют их здорово. А, по-моему, напрасно. Они вроде стрелочников. Инженеры воровали, а стрелочник виноват». (Летопись жизни и творчества С. Есенина, т. 4, с. 143). Как ни бесновался тов. Сосновский, подключая к скандалу ещё и «Рабочую Москву», «Известия», «Правду», суд признал, что он изложил инцидент с четырьмя поэтами на основании недостаточных данных, используя этот случай для нападок на некоторые литературные группировки. Суд вынес поэтам порицание за хулиганство, но отверг обвинения в антисемитизме.
     Андрей Соболь окончательно обосновался в Москве в 1922 году. С того времени он — секретарь правления Всероссийского союза писателей. Его подпись стоит на членском билете Есенина. Незаслуженно забытый в наши дни, он много печатался при жизни. Как и Сергей Есенин, он сам подготовил четырёхтомник собрания своих сочинений, но увидеть его не успел. Его лучшим произведением признана повесть «Салон-вагон» (1922). Её герой, комиссар Временного правительства, наблюдает, как перерождается революция, но не в силах что-либо изменить. В произведениях Андрея Соболя много черт самого автора и фактов его биографии. В 1928 году творчество писателя было признано упадническим. Так захотелось вспомнить этого всегда и везде опаздывающего, несобранного, но очень талантливого и исключительно порядочного человека! Жаль, что его дом в Трубниковском переулке (№ 16) снесён при строительстве Нового Арбата, задушен «каменными руками шоссе…»
Sobol 01
Sobol 02
     На фото Тверской бульвар — место гибели Андрея Соболя.

Есенин, Кольцов, «Огонёк»

Есенин, Кольцов, «Огонёк»

     В 1923 году московские журналисты во главе с Михаилом Кольцовым возобновили выпуск некогда популярного еженедельного иллюстрированного журнала «Огонёк», издававшегося с 1899 года в Петербурге, но прекратившего существование в канун революции. Редакция нового «Огонька» разместилась в тесной комнатушке дома № 3 в Благовещенском переулке.

Esenin Kolcov Ogonjok
     Хороший литературный язык, обязательные, неплохого качества, иллюстрации отличали его. Михаил Кольцов (Фридлянд) с 1920 года работал в отделе печати Наркомата иностранных дел, был специальным корреспондентом газеты «Правда», успешно работал в жанре политического фельетона. Жил Михаил Кольцов в одном из корпусов дома «Правды» в Брюсовском переулке — по соседству с Галиной Бениславской, сотрудницей «Бедноты». Бывал ли Сергей Есенин в гостях у Кольцова? В «Огоньке». в Благовещенском бывал. Его печатали ещё в старом, в Петербурге, в 1915 году — в № 30, стихотворение «Рекруты». В 1925 году в новом «Огоньке» были напечатаны три стихотворения: в июльском № 31 — «Спит ковыль, равнина дорогая…» и в сентябрьском № 38 — «Каждый труд благослови, удача…», и «Видно так заведено навеки…». Ещё в 1925 году В Народной библиотеке «Огонька» вышла книжечка «Избранные стихи» С. Есенина. Есенин и Кольцов были довольно близко знакомы, встречались в общих компаниях. Сергей Есенин познакомил Михаила Кольцова с Августой Миклашевской, актриса вспоминала встречу так: «Помню, сидели в кафе Михаил Кольцов, Кармен, Есенин, какая-то очень красивая женщина в большой шляпе и я. Есенин очень волновался, опять говорил о засорении русского языка. Читал Пушкина, Гоголя, Лескова наизусть. Вспоминается добрая улыбка Михаила Кольцова, какое-то бережное отношение к Есенину». Тем не менее, являясь членом редколлегии газеты «Правда», этот блестящий журналист, приближенный к высшим эшелонам власти, наверняка отдающий себе отчёт о возможных печальных последствиях, публикует в названной газете 30 декабря 1923 года статью «Не надо богемы», спустя 20 дней после товарищеского суда по «Делу четырёх поэтов» (С. Есенина, С. Клычкова, П. Орешина, А. Ганина), где было уже снято с них обвинение в антисемитизме. М. Кольцов пишет: «Надо наглухо забить гвоздём дверь из пивной в литературу». Осуждает «еврейских интеллигентов, из самых лучших побуждений берущих под свою защиту антисемитов». Далее он бросает очень серьёзное обвинение: «В мюнхенской пивной провозглашено фашистское правительство Кара и Людендорфа, в московской пивной основано литературное объединение «Россияне». Давайте будем грубы и нечутки, заявим, что все это одно и то же <…> «”Россияне” — так называлась неопубликованная статья С. Есенина — ответ на бездоказательную критику членов редакции и авторов журнала «На посту»: Б. Волина, Л. Сосновского, С. Родова, Ил. Вардина, Г. Лелевича и других. Вот так фельетон! Через год по делу «Ордена русских фашистов» будет расстрелян поэт А. Ганин.
     Изучающие жизнь Михаила Кольцова, поражаются его тайному влиянию на политику того времени, во многих секретных постановлениях встречается его фамилия, хотя по своей должности он не имел доступа к государственным секретам. Несомненно, М. Кольцов всегда выражал линию партии, от карающего меча которой несколько позднее пострадает и сам. Обласканный партией, он жил — не тужил. В 1925 году переехал в дом писателей на углу Столешникова и Большой Дмитровки. А его последним земным адресом стала прекрасная квартира в Доме на набережной. Должности сыпались на него манной небесной, но однажды по его спине пробежал зловещий холодок. Это случилось в тот период, когда Кольцов участвовал в политических событиях Испании. Брат Кольцова, известный карикатурист Борис Ефимов, вспоминал со слов самого фельетониста, как после долгого рассказа об Испании в кругу Сталина, Ворошилова, Молотова, Кагановича и Ежова, в самом конце многочасового отчёта, Сталин вдруг как-то странно спросил: «У вас есть револьвер, товарищ Кольцов?» — «Есть, товарищ Сталин». — удивился Кольцов. — «Но вы не собираетесь из него застрелиться?» — «Конечно, нет, — ещё больше удивился фельетонист. — И в мыслях не имею». — «Ну вот и отлично, — сказал Сталин. — Отлично! Ещё раз спасибо, товарищ Кольцов». Кольцов сказал брату: «Знаешь, что я совершенно отчётливо прочёл в глазах «хозяина», когда он провожал меня взглядом? Я прочёл в них: «Слишком прыток». Кольцов был очень чуток, общение с сильными мира сего развивает интуицию. Дело о привлечении к ответственности по обвинению Михаила Кольцова по ст. 58 утвердил лично Берия, ведь Кольцов — человек из близкого окружения Сталина. После ареста М. Кольцова Александр Фадеев, по воспоминаниям Константина Симонова, пытался вступиться за него, был на приёме у Сталина… Ему дали почитать показания лучшего журналиста страны, написанные «лёгким пером». М. Кольцов каялся, надеясь, что «повинную голову меч не сечёт»: «В 1923 году я начал редактировать журнал «Огонёк». Это время было первым периодом… и, практически извращал линию партии в области издательского дела, я ориентировал содержание журнала главным образом на рыночный спрос, заботясь не об идеологическом содержании журнала, а об угождении читателю-покупателю, об его обслуживании всякого рода «сенсациями». В журнале помещался низкого качества литературный материал, а также очерки рекламного характера. В 1923 и 1924 годах были помещены хвалебного характера очерки и снимки Троцкого, Радека, Рыкова и Раковского «за работой». Хотя эти враги народа в тот период ещё не были полностью разоблачены и занимали видные посты, помещение подобных материалов лило воду на их мельницу. По мере того, как журнал «Огонёк» разросся в издательство, вокруг него постепенно сформировалась группа редакционных и литературных работников, частью аполитичных, частью чуждых советской власти, явившаяся в своей совокупности группой антисоветской». Сказавши «А», пришлось сказать и «Б» — далее следовали фамилии близких друзей. (Секретные архивы НКВД-КГБ, т. 2 — изложил Борис Сопельняк. Следственное дело № 21620).

Айзенштат Д.С.

Айзенштат Д.С.

     Давид Самойлович Айзенштат, авторитетный московский книжник, один из инициаторов создания Русского общества друзей книги, как и А.М. Кожебаткин, был компаньоном С. Есенина и А. Мариенгофа по книжной лавке. Когда кто-нибудь в беседе вспоминал Давида Самойловича, то чаще всего слышались эпитеты «милейший и добрейший». Д.С. Айзенштат любил С. Есенина и считал его человеком исключительно талантливым. На книге «Исповедь хулигана», подаренной Давиду Самойловичу автором, стояла вот такая «говорящая» дарственная надпись: «Дорогому Давиду Самойловичу // Доброй няньке с любовью. С. Есенин». Очевидно, что поэт отвечал старшему товарищу нежной симпатией. Продавцом книг Есенин был неважным, и часто получал нагоняй от «няньки». Вот такую забавную сценку описывает Мариенгоф: «Собственно говоря, зазря выдавали нам дивиденд наши компаньоны по книжной лавке. Давид Самойлович Айзенштат — голова, сердце и золотые руки «предприятия» — рассерженно обращался к Есенину: «Уж лучше, Сергей Александрович, совсем не заниматься с покупателем, чем заниматься, как вы или Анатолий Борисович». — «Простите, Давид Самойлович, — душа взбурлила». А дело заключалось в следующем: зайдёт в лавку человек и спросит: «Есть у вас Маяковского «Облако в штанах»?» Тогда отходил Есенин шага на два назад, узил в щёлочки глаза и презрительно обмерял ими, как аршином, покупателя: «А не прикажете ли, милостивый государь, отпустить вам Надсона? Роскошное имеется у нас издание в парчовом переплёте и с золотым обрезом». Покупатель обижался: «Почему, товарищ, Надсона?» — «А потому, что я так соображаю: одна дрянь! От замены того этим ни прибыли, ни убытку в достоинствах поэтических… переплётец же у господина Надсона несомненно лучше». Налившись румянцем, как анисовое яблоко, выкатывался покупатель из лавки. Удовлетворённый Есенин, повернувшись носом к книжным полкам, вытаскивал из ряда поаппетитнее книгу <…>». Грешен был Сергей Александрович: любил посидеть с книгой на узкой лесенке, ведущей на второй этаж… А, ещё, стоя на этой лесенке, бывало, развлекал покупателей чтением своих стихов…
Izenschtat 01
     Проживал Давид Самойлович Айзенштат в шаговой доступности от места работы — на Малой Никитской, в доме № 12. Этот адрес указан на письме Софье Андреевне Толстой-Есениной. Давид Самойлович сообщал ей о судьбе бюста поэта работы С. Коненкова, украшавшего витрину книжной лавки. Дом № 12 на Малой Никитской улице признан архитектурной жемчужиной. Усадьба, известная как дом Бобринских (её первоначальными владельцами были Нарышкины), строгое, в классических формах XVIII века, здание с двумя флигелями.
Izenschtat 02
     В правом флигеле в 1826 году квартировал приятель Пушкина В.П. Зубов, а в 20-х годах XX века здесь бывал Сергей Александрович Есенин.

Izenschtat 03
     «Давид Самойлович Айзенштат был составной частью старой Москвы. Если представить себе московскую улицу того времени — будь то Большая Никитская или Моховая с рядами букинистических лавок, или Леонтьевский переулок с таинственными закутками антикваров, — то увидишь на этой улице слабую, столь немощную, что кажется, её может снести ветром, фигуру Айзенштата. Чуть бочком, подчиняясь остатку бокового зрения в глазах под толстыми стёклами очков, с палочкой, украшенной костяным набалдашником, с набитым портфелем куда-то торопится, беспомощно переходит широкую улицу Айзенштат. Смотреть на него со стороны было страшно: так плохо видел, таким казался неприспособленным к растущему движению огромного города. Но влекли его через шумные улицы не только дела и даже не столько дела, сколько потребность увидеть близких ему по склонности и любви к книге людей, подышать воздухом книги, посоветовать любителю или, наоборот, разочаровать его», — так любовно отозвался писатель Владимир Лидин о Давиде Самойловиче. Давид Самойлович Айзенштат был приглашён и на свадебный ужин с Айседорой Дункан, и на свадьбу с Софьей Толстой… Тяжело переживал смерть своего любимца, Сергея Есенина, этот милейший и добрейший человек.

«Книжная лавка писателей»

«Книжная лавка писателей»

     В старой Москве Леонтьевский переулок славился многочисленными небольшими антикварными магазинчиками. В начале 20-х годов 20 века в доме № 16, в левой части, рядом с проходом во двор, появилась родоначальница всех московских книжных лавок того времени — «Книжная лавка писателей».

Lavka
     Прошли годы, и дверь её превратили в узкое окно. А в 20-х кто только не посещал лавку! Завсегдатаями были и имажинисты. Вадим Шершеневич писал: «Маститый Союз писателей имел книжную лавку. Там важно стояли у прилавка Ходасевич, Осоргин, Б. Зайцев и другие. <…> В те годы вы могли случайно найти в книжном магазине <…> книгу, которую до революции вы не могли достать нигде, и купить эту книгу за бесценок. Но достать нужную книгу было нельзя. Тогда возникла «Книжная лавка писателей», восполнявшая эту брешь. Однако лавка специализировалась на классиках. Нам нужна была отдушина поэтическая. <…> Отец Кусикова долго убеждал нас, и наконец мы с Сандро пошли в Моссовет просить разрешение на Книжную лавку поэтов. Узнав откуда-то по секрету об этом, туда же отправился и Толя с Серёжей. После небольших хлопот мы получили разрешение. Толя и Серёжа тоже». Лавка в Леонтьевском была открыта по инициативе В.Ф. Ходасевича и П.П. Муратова. Ходасевич вспоминал: «Добыли откуда-то денег на обзаведение, поселились в Леонтьевском пер., 16. Стали за прилавок. Е.Д. Кусова была первой покупательницей: когда шкафы были ещё пусты, купила какую-то газету за 30 коп. Кажется, это и составило запасной капитал. Торговали в лавке: Б.А. Грифцов, М.В. Линд, П.П. Муратов, Е.Л. Янтарёв, А.С. Яковлев, М.А. Осоргин, я. Работали в очередь. Моя жена сидела за кассой, зимой, изнывая в нетопленом магазине — по целым дням. Кое-как были сыты». Писатель В. Лидин, который работал в книжной лавке «Содружество писателей», открытой чуть позже по соседству (возле Моссовета), вспоминал: «Времена были трудные, бумаги не хватало, но не только бытовые условия, а и потребность быть близко к книге дали жизнь одному из примечательных начинаний: книжным лавкам писателей». В тихом Леонтьевском не осталось и следа от прежних магазинчиков. Офисы, офисы, офисы. Сейчас трудно себе представить, что «в лавке можно было встретить и рукописные, выпускавшиеся писателями, книжечки в одном-двух экземплярах, некоторые с авторскими иллюстрациями. Например, «Похвалу берёзовым дровам» на бересте — М.А. Осоргина. С киноварными буквицами и росчерками — А. Ремизова, знатока рукописных книг XVII-XVIII веков. Время все сжигает на своём костре…

На дне рождения у Г. Светлого

На дне рождения у Г. Светлого

     Поэт Георгий Светлый (Павлюченко) считал себя имажинистом. С Сергеем Есениным познакомился в Ташкенте, в мае 1921 года. Вскоре с семьёй переехал в Москву. Дарственная надпись на «Пугачёве» гласит: «Милому Г.И. Светлому. Дружески С. Есенин». Сохранилась записка Светлого Есенину от 2 декабря 1923 года: «Сережа! Я несколько раз заходил в «Стойло», но не застал. Со сборником выгорело с некоторыми изменениями. Если особых событий сегодня не произошло, то дело верное. Хорошо завтра зайти между 7-8 ко мне». Она со времён переговоров, которые вели Г. Светлый и В. Вольпин (двоюродный брат Надежды Вольпин) с редакционно-издательским и рекламным отделом ГУМа, об издании «Москвы кабацкой» одной книгой. Было три попытки издать цикл. Издано в Ленинграде. Из воспоминаний Надежды Вольпин мы узнаем о посещении Сергеем Александровичем дня рождения Георгия Ивановича Светлого осенью 1923 года: «Стук в дверь — и, не дожидаясь ответного «войдите» <…> распахивает дверь». Можете быстро собраться? Внизу ждёт извозчик. Едем вместе!» — «Куда?» — «Объясню дорогой. Приберитесь». Ополаскиваю в тазике лицо. Сбрасываю шлёпанцы, проверяю на себе чулки: как будто целые. Влезаю в туфли на венском каблуке. Платье… сойдёт и это, оно хоть сидит хорошо, лучше моего парадного. Берусь за помаду. «Бросьте, вам без краски лучше. И пудры не надо». В пролётке узнаю: у Георгия Светлого день рождения. Сергей ведёт меня к ним. «Светлый? Знаю, такой же белёсый, как Ганин. На деле его зовут Павличенко?» — «Да. А жена у него художница. Хорошие люди. Вы у них бывали?» — «Никогда». Я почему-то путаю Георгия Светлого с художником Комарденковым — тоже очень белым. Только у того лицо широким ромбом, а у Светлого — прямоугольником… Против них Есенин смотрится чуть не русым. Встречают нас (верней — Есенина) с истинным радушием, даже с радостью. В комнате полно народу. Большинство на ногах, но для нас сразу очищают место: садимся в изножье широкой тахты, на торце. Я в углу у стенки, Сергей рядом, оставив место ещё кому-то; в тесноте, да не в обиде. Наискосок против нас вижу рослую (и как всегда немного встрёпанную) фигуру Сергея Клычкова. Он останавливает на мне ревнивый глаз — но дело не во мне, в Есенине. Зачем это все (и я в том числе) так его любят. Зачем сам он, Клычков, не может его не любить? Пьют. Едят «а ля фуршет». Просят Есенина почитать новые стихи. Он прочёл сперва из «Москвы кабацкой»: «Сыпь, гармоника. Скука…Скука!..» и «Пой же, пой…». Потом из нового цикла. «Посвящается Августе Миклашевской». Все эти стихи я уже слышала. Есенин читает, как всегда, вдохновенно. Кончил. И тут заговорил — первым же — Сергей Антонович. Медленно, веско… Почти сердито, с подчёркнутым «оканьем»: «Пушкин любил Волконскую десять лет (в двадцатых годах легенда о великой любви Пушкина к Волконской ещё не вызывала сомнений. — Н.В.), прежде чем посвятил ей стихи. Ты же и десяти недель не знаком с женщиной, а уже, извольте: посвящает ей чуть не книгу стихов!» Слова Клычкова меня не удивили — удивило, что Есенин счёл нужным оправдываться. Что его так задело? Это станет ясней через полгода, когда он распишет Пушкина под себя («Блондинистый, почти белесый… О, Александр, ты был повеса, как я сегодня хулиган…») — «Да разве это к Миклашевской? Это к женщине вообще. Поэт — русской женщине». И добавляет, искоса глядя на меня: «Вольпин знает». — «Нет, Вольпин не знает, — вставляю я с вызовом. — Ничего Вольпин не знает». Сергей только усмехнулся. Зато при очередной публикации посвящение было им снято. <…> Мы поедем домой, и Есенин станет выпытывать, как я смотрю на новые его стихи».
     Адрес Георгия Светлого найден в адресной книге «Вся Москва» по фамилии Павлюченко: Новая Басманная улица, дом № 4. Для того времени — край Москвы, за Садовым кольцом чуть-чуть. Это ансамбль знаменитой Куракинской богадельни, одно из первых благотворительных учреждений. Богадельня существовала много десятилетий, предназначалась для приюта неимущих лиц мужского полу из низших чинов военных или гражданских ведомств. После революции в правом флигеле находились коммунальные квартиры.

Svetly 01
Svetly 02


Svetly 03

«Савой»

«Савой»

     Ресторан «Савой» открылся в 1913 году на Софийке (Пушечная улица, дом № 6) и мгновенно стал популярным. Даже соседство с «Альпийской розой» ему не мешало. Его облюбовали артисты Большого и Малого театров, журналисты и литераторы. Это в наши дни пятизвёздочный отель с рестораном «Савой» — идеальное место для проведения банкетов и деловых встреч, с камерной атмосферой, которую создаёт живая классическая музыка, с изысканной кухней, великолепными интерьерами в стиле рококо, включая мраморный фонтан с золотыми рыбками и венецианские зеркала, — весь гармония и элегантный шик!

Savoy 01
Savoy 02
     Он знавал и печальные времена. Когда в октябре 1920 года в № 136 в отеле проживал Яков Блюмкин, и его навещали Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф, тут водились клопы! А весной 1921 года, приехавшая по приглашению А.В. Луначарского, в «Савое» единственную ночь провела Айседора Дункан с приёмной дочерью Ирмой и верной служанкой Жанной. Одну, но полную впечатлений. Вот что она написала: «Во время нашей первой ночи в Москве мы оставили Жанну в единственной кровати единственного свободного в гостинице номера; она истерически рыдала, так как увидела больших крыс, а мы тем временем бродили по таинственно прекрасному городу с многочисленными церквями и куполами». Позже, познакомившись с Сергеем Есениным, Айседора бывала с ним в ресторане «Савой», правда, тогда он назывался кафе. Сергей Дмитриевич Спасский, поэт-футурист, описал выступление Сергея Есенина в зале «Савоя»: «Талантливость, не погребённая в глубине, а щедро рвущаяся наружу. Даже если он проявлял себя очень скромно, как бы приглушая все краски своего существа. А это за ним тоже водилось, и именно таким он запомнился мне в первый раз. Дело было в кафе «Савой» на Софийке весною 1918 года. Там тоже выступали поэты, как во многих других кафе. Трудно сейчас объяснить, что заставляло разношёрстную публику слушать стихи в то тревожное время, а также самих поэтов кочевать по разным эстрадам. Ведь этим занималась не только молодёжь, ищущая скромных заработков и популярности. Так выступал и Валерий Брюсов, а в том же «Савое» Андрей Белый впервые прочёл поэму «Христос воскрес». И там же на низкие подмостки поднялся Есенин, бледный, худощавый, молодой, в узеньком чёрном пиджачке, белой рубашке с аккуратно повязанным галстучком. Постоял, склонив белокурую голову набок, разглядывая сидевший за столиками народ. Он не пустился в разговоры и начал читать стихи. Спокойные, ясные строки из первого периода его творчества. Произносил слова очень просто, не нараспев, как читали тогда многие. Слегка улыбался, переводя взгляд от слушателя к слушателю, будто обращаясь к каждому отдельно. Негромкий голос, покой во всем облике, темперамент убран, почти полное отсутствие жеста. Я ещё не знал тогда, что, читая стихи, Есенин полностью проникается ими. Он был тихим тогда потому, что читал тихие строки. Кончил, ничего не подчёркивая, степенно поклонился и спустился с подмостков к столу. Там сидели другие поэты, и он представился всем. Пожимал руки, почти робко заглядывая каждому в глаза. Вкрадчивый и добродушный, застенчивый, не претендующий ни на что. Эта естественная способность очаровывать своей мягкостью привлекала к нему всех и как бы разглаживала его путь. Возможно, он не пользовался ею умышленно, но, конечно, знал её силу. Любой издатель таял под его взглядом и не мог ему не подчиниться. Иные из них влюблялись в Есенина, хвастались его новыми стихами, будто сочинили их сами. Напечатать сборник Есенина казалось им особой удачей».

Ресторан «Эрмитаж»

Ресторан «Эрмитаж»

     Ресторан «Эрмитаж»(Петровский бульвар, дом № 12) был чрезвычайно популярен среди московской интеллигенции. Им владели богатый купец Яков Пегов и кулинар Люсьен Оливье — автор знаменитого салата. Здесь в 1877 году справлял свадьбу П. Чайковский, в 1879 — чествовали И. Тургенева, в 1880 — Ф. Достоевского, здесь часто обедал А. Чехов( в 1897 году, во время одного из обедов, у него пошла горлом кровь — признак обострения смертельного заболевания), в 1902 году угощал всех участников спектакля после премьеры пьесы «На дне» М. Горький. Особо торжественно здесь отмечали Татьянин день — 25(12) января, годовщину основания Московского университета. Когда в 1923 году в здании ресторана открыли Дом крестьянина, его, по старой памяти, ещё долго называли «Эрмитаж».

Ermitazh
     Рюрик Ивнев описывает совместное посещение ресторана в день первой встречи по возвращении Сергея Есенина из зарубежной поездки. Поэты встретились в «Стойле Пегаса». Сергей Александрович впервые представил Рюрику Ивневу свою жену, Айседору Дункан, и пригласил приятеля пообедать: «Играя перчатками, как мячиком, он говорил мне: «Ты ещё не обедал? Поедем обедать? Где хорошо кормят? В какой ресторан нужно ехать? <…> «Кто-то из присутствующих вмешивается в разговор: «Говорят, что самый лучший ресторан — это “Эрмитаж”». «Да, да, “Эрмитаж”, конечно, “Эрмитаж”, — отвечает Есенин, как будто вспомнив что-то из далёкого прошлого. Айседора Дункан улыбается, ожидая решения. Наконец все решили, что надо ехать в “Эрмитаж” <…> По приезде в “Эрмитаж” начались иные волнения. Надо решить вопрос: в зале или на веранде. Есенин долго не мог решить, где лучше. Наконец выбрали веранду. Почти все столики свободны. Нас окружили официанты. Они не знали, на какой столик падёт наш выбор. <…> То столик оказывался слишком близко к стёклам веранды, то слишком далеко. Наконец мы подняли бунт и не покинули своих мест, когда Есенин попытался снова забраковать столик. Во время обеда произошло несколько курьёзов, начиная с того, что Есенин принялся отвергать все закуски, которые были перечислены в меню. Ему хотелось чего-нибудь особенного, а «особенного» как раз и не было. С официантом он говорил чуть-чуть ломаным языком, как будто разучился говорить по-русски. Несмотря на все эти чудачества, на которые я смотрел как на обычное есенинское озорство, я чувствовал, что передо мной прежний, «питерский» Есенин. Во время обеда, длившегося довольно долго, я невольно заметил, что у Есенина иногда прорывались резкие ноты в голосе, когда он говорил с Айседорой Дункан. Я почувствовал, что в их отношениях назревает перелом».
     Сейчас в помещении бывшего знаменитого ресторана находится Театр современной пьесы под руководством И. Райхельгауза. Во время спектакля, иной раз поднимешь глаза к потолку — с темными панелями, росписью…

У Надежды Вольпин на Волхонке

У Надежды Вольпин на Волхонке

     В адресно-справочных книгах «Вся Москва» сведений о местах проживания поэтессы Надежды Вольпин нет. В насыщенной событиями книге её воспоминаний «Свидание с другом» напрямую, устами самого Сергея Есенина, обозначен лишь дом во Всеволожском переулке — 8-3. Остальные адреса, где квартировала Надежда Вольпин, можно попытаться установить лишь по косвенным приметам. Так получилось у меня с Домом Коминтерна — по цитате из её воспоминаний: «Сергей без приглашения разыскал меня в коминтерновском общежитии в Глазовом переулке: семиэтажный — или выше того? — домина». С адресом на Волхонке — сложнее. Вот цитаты: 1) <…> у меня на Волхонке, в длинной неуютной комнате бывших третьеразрядных номеров»; 2) «И вот у меня, на Волхонке. Антресоль. Комната просторная, но неуютная, необжитая»; 3) «Дело не в том, что в моих «меблирашках» на Волхонке идёт ремонт антресолей, где я жила, и меня временно поселили в каменном чуланчике с крошечным оконцем и кирпичной «буржуйкой»; 4) «На этот раз я все-таки решилась привести Есенина в мой каменный чулан. Не откажешь бездомному в ночлеге. Не забыть и слова Грузинова: «Тяжело ему с Галей». <…> Объясняю: временно, пока идёт ремонт, выбора не было — селили по трое в комнату, по четверо; хочешь быть одной, так сюда. <…> На улице зима. В моем чулане тоже».
     Антресоли — верхний полуэтаж, встроенный в объем основного этажа в особняках и усадебных домах XVIII — первой половины XIX века. Как правило, имеют низкий потолок. Распределение жильцов само по себе, распределение по три-четыре наводит на мысль об общежитии. Беру в руки своих лучших помощников — справочники-путеводители.

Volpin
     Дом № 14, где в наши дни находится Галерея искусства стран Европы и Америки, а в послевоенные и до 1988 года находился Автоэкспорт, значительно перестроен. Когда-то он был левым флигелем усадьбы Голицыных, выходящей фасадом в Малый Знаменский переулок. В конце XIX века во флигеле располагалась гостиница «Княжий двор». По воспоминаниям современников внутренний интерьер гостиницы выглядел так: «<…> внутри было мрачно, тихо, холодно. Широкие длинные коридоры с полами, залитыми асфальтом, были всегда безлюдны, казалось, здесь никто не живёт». После революции гостиницу преобразовали в общежитие. В 20-е годы в доме № 14 жил Борис Пастернак. Несмотря на то, что гостиницу «Княжий двор» назвать «меблирашками» сложно, но общежитие на Волхонке было только одно — здесь. Так что, с некоторой долей уверенности, можно считать искомый адрес: улица Волхонка, дом № 14. Вот бы найти дом в Хлебниковом переулке, где тоже часто бывал Сергей Есенин у Надежды Вольпин!

Малая Никитская, дом № 8

Малая Никитская, дом № 8

M Nikitskaja 8 01
M Nikitskaja 8 02
M Nikitskaja 8 03
     На Малой Никитской, в доме № 8 снимал квартиру писатель Владимир Германович Лидин (Гомберг). Он был знатоком литературного быта и библиофилом. С Сергеем Есениным скорее приятельствовал и был коллегой по книготорговой части. Он работал в комиссии, «разбиравшей накопленные книжные сокровища в национализированных букинистических магазинах». Позднее вспоминал: «Со свечей в бутылке, ибо не было света, в подвалах с лопнувшими от мороза радиаторами отопления и полузалитыми водой, разбирали мы книги, многие из которых пополнили книжные хранилища библиотек имени В.И. Ленина и Коммунистической академии.» На Тверской, рядом с Моссоветом находилась книжная лавка «Содружество писателей» (не сохранилась — Н.Л.), в ней и трудился В. Лидин с профессором Ю. Айхенвальдом и философом Г. Шпетом. Помещение не отапливалось, продавцы стояли в шубах и шапках, выдыхая облако пара. За их спинами теснились книжные сокровища. «Мы переворачивали страницы, дуя на них, потому что книги были каляными от холода; мы познавали прелесть общения с книгой <…>». В лавку часто наведывался Сергей Есенин. В. Лидин тоже бывал в лавке на Большой Никитской, 15, где трудились Есенин и Мариенгоф, благо, что была совсем рядом. О работе Есенина в книжной лавке В. Лидин был невысокого мнения: «Сергей Есенин, беспомощный и неприспособленный к этому делу: впрочем, ему помогали весьма расторопные поэты-имажинисты.» Своеобразным клубом писателей была комнатка позади лавки «Содружество писателей». Забегал туда и Есенин, по словам Лидина, «простодушный, когда он появлялся один». Владимир Лидин родился в купеческой семье, получил домашнее образование, затем юрфак Московского университета. Печатался с 1912 года. Был близок к Борису Пильняку, с которым общался и Сергей Есенин. Лидин собрал коллекцию автографов писателей-классиков. В 1921 году на первой странице «Исповеди хулигана» Сергей Есенин написал: «Владимиру Германовичу Лидину в знак расположения. С. Есенин». Как вспоминал В. Лидин, Есенин сделал это «застывшей от холода рукой». Поскольку дом № 8 на Малой Никитской улице расположен рядом с книжной лавкой Есенина, существует большая вероятность, что общительный Есенин бывал в гостях у Лидина.

«Заря Востока»

«Заря Востока»

     Невыразительный трехэтажный домик № 10 на Большой Дмитровке напоминает нам об интересной плодотворной странице жизни и творчества любимого поэта — полугодовом пребывании его на Кавказе.

ZarjaVostoka
     С 8 сентября 1924 г. по 1 марта 1925 г. Баку, Тифлис и Батум знакомят Сергея Есенина со своеобразной культурой кавказских народов и дарят поэту новые дружбы. Здесь он создаёт произведения «На Кавказе», «Поэтам Грузии», «Стансы», «Памяти Брюсова», «Русь бесприютная», «Метель», «Весна», «Письмо деду», «Мой путь», «Цветы», «Несказанное, синее, нежное…», «Льву Повицкому», бесспорные шедевры — «Персидские мотивы» и «Анну Снегину».
     Вот как описал сотрудник тифлисской газеты «Заря Востока» И.П. Стор (Стороженко) встречу с Сергеем Есениным: «Первым из вагона вышел Вардин, за ним легко спрыгнул на платформу молодой человек, блондин с лёгким саквояжем в руках». Прибывшие сразу же направились в редакцию «Зари Востока». Уже 12 сентября газета выходит с материалами о Есенине. В Тифлисе Есенин познакомился и подружился с грузинскими поэтами Паоло Яшвили, Тицианом Табидзе и его женой Ниной, Георгием Леонидзе… В Батуме — с Ольгой Кобцовой и Шаганэ Тальян… Встретил он на Кавказе и старых знакомых: Николая Вержбицкого (в то время — сотрудника «Зари Востока») и Льва Повицкого (в то время — фельетониста газеты «Трудовой Батум»), а в Баку — Петра Чагина, редактора «Бакинского рабочего». «Причём тут домик на Большой Дмитровке?» — возможно спросите вы. Дело в том, что в одном из номеров, располагающейся тут более ста лет гостиницы (названия её менялись: «Тулон», «Ноблесс», «Россия», «Октябрьская» и т.п.), находилось московское отделение газеты «Заря Востока». В письме из Батума от 17 декабря 1924 года, беспокоясь о своей подруге и сестре Кате, Сергей Есенин писал Галине Бениславской: «Я не знаю, как вы живете. Думаю, что у вас не хватило смекалки сходить на Большую Дмитровку, 10 в отделение «Зари Востока», спросить там у Фурмана, взять комплект, переписать, что мной напечатано, и продать хоть черту, хоть дьяволу, чтоб только у вас были деньги. <…> Потом вот что ещё (это выход для денег): соберите 6 новых поэм, помещённых в «Заре Востока» и продайте Ионову. По 1 руб.» 20 декабря из Батума Есенин писал Галине: «Найдите в «Заре Востока», Б. Дмитровка, 10, «Письмо от матери» и «Ответ». Суйте во все журналы. Я скоро завалю вас материалом. Так много и легко пишется в жизни очень редко».

Ресторан «Ампир»

Ресторан «Ампир»

     После революции все фешенебельные рестораны в Москве превратились в скромные столовки. Такой столовой стал и ресторан «Ампир» на Петровских линиях (дом № 18/2, потом ненадолго он стал «Авророй, за тем — «Будапештом»).

Ampir 01
Ampir 02
     У современника и соратника В. Гиляровского — И. Белоусова — читаем: «Вспоминаются мне голодные 1919-1920 годы, когда каждый кусок хлеба считался «милостью неба», когда об обеде мечтали, как о чем-то необыкновенном! Василий Львович Львов-Рогачевский, всегда любовно и заботливо относившийся к молодым дарованиям, начал устраивать в столовой для рабочих, помещавшейся в бывшем ресторане на Петровских линиях, вечера народной поэзии. Вывешивались у входа в столовую такого рода афиши: «Вечер поэтов полей и лесов» и прочие. На один из таких вечеров был приглашён Сергей Есенин. <…> Рабочая публика сидела за столиками и обедала, а мы с эстрады читали стихи, за это получали обед и несколько рублей денег». В годы НЭПа к бывшим ресторанам стало возвращаться былое величие. Улица Петровские линии находится неподалёку от Богословского переулка (ныне — Петровский), где жили С. Есенин и А. Мариенгоф, можно предположить, что друзья захаживали в «Ампир». В мемуарах Мариенгофа есть описание ресторана в день бракосочетания его с Анной Никритиной в июне 1922 года: «Я замедлил шаг: «Стоп! Выбирайте, гражданка, ресторан». — «Самый роскошный?» — «Само собой». — «”Ампир”!» — «Правильно». Создатели этого заведения ранней эпохи НЭПа пытались соперничать с Екатерининским дворцом в Царском Селе. Сияя, как июньское солнце, мы свернули в Петровские линии. <…> В ресторанном зале было пустынно. Незанятые столики сверкали реквизированным у буржуазии хрусталём, серебром, фарфором, скатертями цвета первого снега и накрахмаленными салфетками. Они стояли возле приборов навытяжку. Это был парад юного НЭПа. Он очень старался, этот НЭП, быть «как большие», как настоящая буржуазная жизнь.» «Сладкая парочка», Никритина и Мариенгоф, отмечала событие вдвоём, Сергей Есенин в это время был в зарубежной поездке. Приятельница Сергея Александровича Анна Берзинь, сотрудница Госиздата, описывает встречу с поэтом в ресторане «Ампир» не в солнечных красках. Её воспоминание относится к периоду женитьбы Есенина на Софье Толстой: «В эти дни мне приходилось его вытаскивать из ресторана «Ампир», где он, допившись до бесчувствия, колотил вдребезги посуду, зеркала, опрокидывал столы и стулья. Страшное зрелище застала я в ”Ампире”. Среди битой посуды ничком лежал Сергей Александрович, тесно сомкнув губы. Я видела, что он уже все понимает, но прикидывается бессознательным. Я нагнулась и сказала: «Сережа, поедем домой. <…> Сережа, — позвала я его ещё раз. — Если ты не пойдёшь, я уйду, и тебя заберут в милицию». Он шевельнулся, потом приподнялся и открыл глаза. Я помогла ему подняться и вывела из ресторана». Больно читать, больно об этом писать, но это было. Видимо, очень больно было и самому поэту, здесь, в местах, где он был недолго счастлив в дружбе…

«Арбатский подвал»

«Арбатский подвал»

     Череда переименований не коснулась Арбата: Арбат всегда оставался Арбатом… Сергей Есенин любил обедать в «Праге», в первые послереволюционные годы она была обычной рабочей столовой, но с белыми скатёрочками. Кормили там дёшево, но вкусно. К сочным котлеткам по-киевски, по желанию, прилагалась гора макарон! Есенин облюбовал столик у окна с видом на Арбатскую площадь. Тогда он жил неподалёку, в ванной особняка Морозова, в Пролеткульте. А напротив «Праги» — место, где он любил выступать — «Арбатский подвал».

Arbatsky podval 01
     Своеобразный богемный клуб. Начинающие пробовали свои силы, проверяли себя. Сколько знаменитостей побывало здесь! Борис Пастернак, Андрей Белый, Владимир Маяковский, Василий Каменский, и вот он, Сергей Есенин… Андрей Белый писал, что «в Арбат — выжаты сливки Москвы и всей России!» Например, этот дом на Арбате — под номером 9! Сформировавшийся к концу XIX века, облик его и в XX-м , и в XXI-м остался без изменений. В разное время в нем находились и булочная-кондитерская Филиппова, и подпольная типография революционеров-народников; у своей племянницы, княгини Е. Оболенской, в сентябре 1879 года здесь гостил Л. Толстой; в редакции журнала «Сверчок» трудились «король репортёров» В. Гиляровский и А. Чехов, подписывавшийся «Антошей Чехонте» и «Человеком без селезёнки». И вот богемный «Арбатский подвал»!
Arbatsky podval 02
     В наши дни в доме № 9 на Арбате обосновался Культурный центр Украины.

     Сергей Есенин, восхищавшийся пронзительной повестью об арбатском детстве Андрея Белого — «Котик Летаев», исходил Арбат вдоль и поперёк, включая изумительные переулочки его. Из окна ресторана «Прага» взгляд выхватывает здание кинотеатра «Художественный», там москвичи на просмотре фильма «Броненосец «Потёмкин» «узнали о гибели Сергея Есенина. Когда сеанс прервали, и администратор сообщил зрителям печальную новость, люди стали один за другим подниматься с кресел… Долго не уходили… Очевидцы вспоминали, что кто-то из зрителей сказал: «Вот и все…»

Комментарии  

0 #1 Есенинские места в МосквеЛюдмила 11.02.2016 12:05
Долгое время не знала,живя в Москве, где же находятся те здания, что упоминаются в литературе о Есенине. Благодаря этому материалу теперь понятнее стало о каких адресах идёт речь и по каким улицам ходил Есенин. Мимо некоторых проходила мимо и не знала, что это есенинские места. Спасибо за интересный и нужный материал. Людмила
Цитировать

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика