Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58548973
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
1982
16647
18629
56248947
602795
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

САЛО Павел. Вранье без романа

PostDateIcon 09.01.2018 13:24  |  Печать
Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 
Просмотров: 4128

Павел Сало

Вранье без романа

На сайте «Стихи.Ру» в списке прочтений автора я увидел незнакомую мне фамилию поэта Николая Сысойлова, который вчера, не знаю по какой причине, из любопытства или любознательности, заходил на мою страницу и, прочитав опус «Андрею Окара», не оставил никакого комментария. Но дело не в комментарии Николая Сысойлова, а в том, что я тоже заходил на его страницу и, увидев его перевод стихотворения Анатолия Мариенгофа на украинский, болгарский и армянский язык (больше не стал смотреть), захотел оставить ему, Николаю Сысойлову, и другим поэтам на сайте, вместо своего комментария отрывок из книги Валентины Пашининой «Неизвестный Есенин», 5 Глава — «Вранье без романа».

О Есенине писали много и многие. Но никакая ложь «друзей» не может сравниться с той гнусностью, какую сотворил лучший друг — Анатолий Мариенгоф.

Пётр Чагин и Софья Толстая вычеркнули из книг Сергея Есенина посвящения на имя «Анатолию Мариенгофу», как вычеркнул «друзей» из своей жизни Есенин. Да и было за что. «В грязном стойле Шершеневича, — по словам Бориса Лавренёва, — поэтическая братия стряпает всё то, что эхом отдаётся на другом континенте и прокатится по всему миру».

Мариенгоф утверждает: «Есенин уехал с Пречистенки надломленным, а вернулся из своего свадебного путешествия по Европе и обеим Америкам безнадёжно сломанным». И в лад с Троцким добавляет: «другим» человеком. Только вот не являлся Есенин к Мариенгофу по возвращении! Уже хотя бы потому, что самого Мариенгофа не было в Москве. Сидел Мариенгоф с семьёй у моря и ждал… Нет, не погоды. Погода была, не было денег на обратную дорогу. Всем друзьям разослал SOS о помощи. И помощь пришла, только не от тех, к кому обращался. Помощь пришла от Есенина. Сергей выслал щедро — целую сотню. Мариенгоф прыгал от радости, целовал жену и сына, теперь, имея такую сумму, не торопился в Москву, предпочитая ещё понежиться у моря. А возвращался в отдельном купе мягкого вагона, накупив разных подарков и новую колыбель для сына. И, как видим, потом «отблагодарил» своего щедрого друга, что и возмутило всех его современников, знавших всю эту историю. О том, как было в действительности, Мариенгоф запамятовал. Вспомнила его супруга, Анна Борисовна Никритина (воспоминания не опубликованы).

«1923 год, август. Мы в Одессе, у нас сын. Мы без денег, в долгах. И вдруг телеграмма от Есенина и деньги: выезжайте немедленно! Как он почувствовал, что мы без средств? — Не знаю… Но радости нашей не было конца. Мы кладём своего месячного сына в чемодан без верхней крышки — это у нас, что-то вроде коляски — и едем в Москву. В Москву на встречу с Серёжей!».

Со слов самого Мариенгофа:

«Первые недели я жил в Москве у своего двоюродного брата Бориса (по-семейному Боб) во втором доме Советов (гостиница «Метрополь»). При входе матрос с винтовкой, вход по пропускам… В первый же день пришёл (…) Бухарин… В тот же вечер решилась моя судьба. Через два дня я уже сидел за большим столом ответственного литературного секретаря издательства ВЦИК».

В раннем творчестве Мариенгоф призывал к массовому террору:

Святость хлещем свистящей нагайкой…
И хилое тело Христа на дыбе
Вздыбливаем в Чрезвычайке.

И хотя Есенин сам допускал выпады против религии на раннем этапе революции — их расхождения были видны невооружённым взглядом.

Вот мнение критика Львова-Рогачевского:

«Никакая каторга с её железными цепями не укрепит и не свяжет этих заклятых врагов не на жизнь, а на смерть. Сам же Мариенгоф проводит резкую непереходимую черту между творчеством обоих мнимых друзей».

Зинаида Райх и Айседора Дункан не любили Мариенгофа, он их — тоже. Мариенгофа не любили и в Константиново. Александр Никитич на вопрос жены Татьяны Фёдоровны (отец и мать Сергея) ответил:

— Мерин-Гоф? Ничего, кормится он, видно, около нашего Сергея.

Дочь Есенина и Зинаиды Райх Татьяна Сергеевна в разрыве отношений родителей винит Мариенгофа, которого Зинаида Николаевна «не переваривала»: «О том, как Мариенгоф относился к ней, да и вообще к большинству окружающих, можно судить по его книге «Роман без вранья».

С этим нельзя не согласиться.

Что собой представлял А. Мариенгоф, читатель поймёт хотя бы из этого небольшого эпизода.

В Москве он поселился со своим гимназическим товарищем Малабухом (Григорий Колобов) в квартире одного инженера. У инженера была старая мать, которая подсматривала и подслушивала, заподозрив в них тайных агентов правительства. (Впрочем, они и были таковыми).

«Тогда-то и порешили мы сократить остаток дней её бренной жизни. Способ, избранный нами, поразил бы своей утончённостью прозорливый ум основателя иезуитского ордена». («Роман без вранья» гл. III).

Такой иезуитский утончённый способ находит Мариенгоф и в литературе: одним ударом уничтожить нескольких есенинских друзей, а самому при этом остаться сторонним наблюдателем. Вот его отзыв о Пимене Карпове и Петре Орешине: «Жизнь у них была дошлая… Петька в гробах спал… Пимен лет 10 зависть свою жрал… Ну и стали, как псы, которым хвосты рубят, чтобы за ляжки кусали (…) Есенин рассвирепел: «А талантишка-то на пятачок сопливый (…), ты попомни, Анатолий, как шавки за мной пойдут… подтявкивать будут». Ещё большая ненависть к Клюеву: «В патоке яд, не пименовскому чета, и желчь не орешинская».

Такую ненависть и злобу обрушивает Мариенгоф на головы есенинских друзей, но эту злобу он вкладывает в уста Есенина. Мол, это он так отзывается о своих друзьях. Нет, Есенин не был бы Есениным, если б позволил себе так говорить о людях вообще, а о друзьях в особенности. Чтоб убедиться в этом, достаточно прочитать душевные воспоминания о Есенине Петра Орешина, написанные с огромной любовью и доброжелательством.

«Есенин во всём был прост и деликатен», но, «пожалуй, наибольшее расположение питал к Петру Орешину. Их связывало многое и в прошлом, и в настоящем», — это слова Василия Наседкина. К ним стоит прислушаться.

Кто же, по мнению Мариенгофа, «распространяет» клевету о Есенине? Давайте послушаем:

«Шнейдер поторопился жениться на некрасивой Ирме Дункан, приёмной дочери Изадоры, чтобы разъезжать по Европе и обеим Америкам в таких же моднейших щегольских пиджаках, как Есенин. Но… не вышло. И вот он, сидя на Пречистенке в опустевшем особняке, захлёбывается желчью.

(…) Слова, как блохи продолжают прыгать с языка: — Сергей Александрович только и мечтал греметь на оба полушария, как лорд Байрон. Шнейдер хихикает, демонстрируя целую кипу газет, журналов. Есенин в них существует только как молодой супруг знаменитой босоножки Айседоры Дункан.

В далёком детстве жирная коричневая пенка в молоке вызывала у меня физическое отвращение. До судорог в горле! Теперь такое отвращение вызывает этот администратор».

Сцена написана так ярко и образно, что у читателя и впрямь остаётся впечатление, что это Шнейдер виноват в распространении смрада и чада. Но чадит-то Мариенгоф!

В главе «Мартышка» Мариенгоф описывает «мальчишник». Разговор, помеченный концом осени 1922 г., идёт о предстоящей женитьбе на Никритиной, о том, как женщины разбивают мужскую дружбу. Шершеневич советует за это женщин душить или, как людоеды, съедать своих жён. «А через 3 месяца 31 декабря 1922 года я женился». В главе действуют «жирный гном Рюрик Ивнев, Шершеневич, М.Л., критик Л.Б. и Есенин. Есенин при этом «лихо свистнул, заложив в рот четыре пальца».

Есенин уехал с Айседорой Дункан в мае 1922 г., а вернулся в августе 1923. Следовательно, его не было ни на «мальчишнике», ни на свадьбе Мариенгофа. Это знали все, забыть это Мариенгоф не мог. Ну, допустим, это мелочь. Дальше — больше. По Мариенгофу: «К отцу, к матери, к сёстрам (обретавшимся тогда в селе Константинове Рязанской губернии) относился Есенин с отдышкой от самого живота, как от тяжёлой клади. Денег в деревню посылал мало, скупо, и всегда при этом злясь, и ворча. Никогда по своему почину, а только — после настойчивых писем, жалоб и уговоров… начинал советоваться, как быть с сёстрами — брать в Москву учиться или нет… Может быть, и насовсем оставить в деревне… мало-де радости трепать юбки по панелям и делать аборты. — Пусть уж лучше хлев чистят да детей рожают. (…) Сестёр же своих не хотел везти в город, чтобы, став «барышнями», они не обобычнили его фигуры. Для цилиндра, смокинга и чёрной крылатки (о которых тогда уже он мечтал) каким превосходным контрастом должен был послужить зипун и цветистый ситцевый платок на сёстрах, корявая соха отца и матери подойник».

Напомню, что во всех письмах из-за границы Есенин просил Анатолия помочь материально Кате, которая жила и училась в Москве, и была на иждивении Сергея. Помочь ей сам не мог по условиям того времени. Очень беспокоился о сестре. Но ни разу Мариенгоф не откликнулся на просьбу друга. После отъезда Сергея ей перестали давать и ту долю, которая причиталась от «Стойла Пегаса». Собственно говоря, ещё и по этой причине началось между ними охлаждение. Как уверяет Илья Шнейдер, в «нашумевшем “Романе без вранья” единственный верно описанный Анатолием Мариенгофом эпизод из эпопеи Дункан-Есенин, это их первоначальное знакомство».

Похоже, что это правда, потому что многократно подтверждается фактами. Но после всего вранья, даже когда Мариенгоф хочет сказать что-то доброе и хорошее, ему не веришь. Вот отрывок из главы «Сын» (в сокращении).

«Никритина забрюхатела. А камерный театр собирался в заграничную поездку… Александр Яковлевич Таиров, косясь на её округлость, столь для него антиэстетическую, искренне возмущался:

— Театр едет на гастроли в столицы мира, а вы рожать вздумали! Что это за отношение к театру? Актриса вы или не актриса?

А Изадора Дункан при каждой встрече нежно гладила Никритину по брюшку:

— Это чудно! Я буду обожать вашего малютку. Я буду ему бабушка.

 — А вот Таиров ругает мою обезьянку.

 — У него очень маленькое сердце! — сказала Изадора. — (…) Один ребёнок Никритиной — это больше, чем весь камерный театр».

Есенин звал Анну Борисовну Никритину Мартышкой, Обезьянкой (Мартышон). Так называет её и Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья».

Факты свидетельствуют: сын у Никритиной родился 10 июля 1923 года. Есенин и Дункан уехали 10 мая 1922 года, т.е. более года отсутствовали. Если Айседора до отъезда «нежно гладила по брюшку», то хочется посочувствовать бедной Анне Борисовне. Сколько же ты носила своего первенца — полтора или два года?!

Вся эта сцена выдумана от начала до конца. Мариенгофа совсем не смущает даже такая подтасовка фактов, которую любой читатель легко может проверить: Камерный театр Таирова уезжал на гастроли в конце лета, то есть после рождения Кира. Но Никритина сама отказалась ехать, объясняя это тем, что Таиров, якобы, не согласился взять визу на Мариенгофа.

Успокаивая жену, Мариенгоф сказал: — Ничего, не огорчайся, дорогая! Роди мне сына, а в Европу я тебя повезу в будущем году.

И возил. И в 1924, и в 1925, и в 1927. Заграницу надо было заслужить. И служил он новым господам, которые именовали себя товарищами. Так и слышишь «за кулисами» голос хозяев: «Нет, Анатолий Борисович, за границу мы вас не пустим. Сейчас вы здесь нужны. Есенин возвращается, он теперь вдвойне опаснее стал. За ним глаз да глаз нужен. Нам надо знать, чем он дышит, над чем работает, где свои антисоветские поэмы печатать собирается. Их нельзя допускать к читателю. А за границу мы вас с женой в будущем году непременно отправим». Так и было. Из шести подготовленных Есениным за рубежом сборников ни один не появился в печати в 1923 году. О поэмах «Страна Негодяев» и «Чёрный человек» и говорить не приходится: поэмы при жизни Есенина опубликованы не были.

Так новая власть учила непокорного поэта.

Порывая с имажинистами, Есенин в письме Мариенгофу предрекал: «Тебя ветром задует в литературе». И был прав. Мариенгоф забыт был ещё при жизни.

В воспоминаниях «Последний имажинист» Рюрик Ивнев рассказывает:

«Позже Мариенгоф написал несколько пьес. Но ему поразительно не везло. Если даже какая-нибудь пьеса и была принята, то через некоторое время её запрещал репертком. Так было и с пьесой «Наследный принц». Самым тяжёлым в жизни Мариенгофа была потеря сына. Это было в Ленинграде, куда он переселился в 30-е годы. Мальчик, наслушавшись о самоубийстве Есенина, не по летам развитой, умный и талантливый, вдруг неожиданно, без всяких тому поводов, повесился. Это произвело очень тяжкое впечатление как на А. Никритину, так и на Анатолия, и долгое время было очень трудно говорить с ними об этом».

Есенин любил детей. Новорождённого Кира (Кирилла) встретил как родного, хотел стать его крёстным отцом. Пообещал: купель будет из шампанского, а вместо псалмов и молитв он напишет по такому случаю цикл стихотворений.

К сожалению, этому не суждено было осуществиться. Умный, не по годам развитой, в 16 лет написавший драму «Робеспьер», Кир не мог не понять закулисную интригу заговора против Есенина и неблаговидную роль самого дорогого ему человека — отца и друга. И произошла катастрофа. Катастрофа, которой могло не быть, если бы отец и сын объяснились своевременно. Разве дело в них, в имажинистах, обвинённых Борисом Лавренёвым в статье «Казнённый дегенератами»? Они были только послушным орудием в других руках и сыграли свою гнусную роль. Но Есенин знал, кому служили все имажинисты. И хотя порвал с ними и вышел из объединения, он первым протянул руку Мариенгофу. Пусть это было формальное примирение, но оно было.

Общеизвестен отзыв С.Т. Коненкова на вышедший роман Мариенгофа «Роман без вранья». Сергей Тимофеевич назвал его «Романом вранья».

Недавно опубликована статья Ф. Раскольникова, в которой есть такие строки: «Вскоре после самоубийства Есенина Мариенгоф написал о нём «Роман без вранья». Ленинградское отделение Госиздата попросило меня написать предисловие. Я прочёл рукопись, но от предисловия отказался. Мне показалось, что это не «Роман без вранья», а враньё без романа».

«Роман без вранья» стал нарицательным явлением советской литературы — дань времени, где господствовала наглая, бесстыдная ложь. Это литературный памятник гнусности и подлости.

Вспоминает Илья Шнейдер: «Много написали и наговорили о Есенине — и творил-то он пьяный, и стихи лились будто бы из-под пера без помарок, без труда и раздумий. Всё это неверно. Никогда ни одного стихотворения в нетрезвом виде Есенин не написал».

Августа Миклашевская: «Читая «Роман без вранья» Мариенгофа, я подумала, что каждый случай в жизни, каждый поступок, каждую мысль можно преподнести в искажённом виде».

До какой низости, подлости, гадости и цинизма мог опуститься человек. И почему? Зависть руководила им или что-то другое?

Мариенгофа осудили все, и все от него отошли. Он остался в полном одиночестве. Любил только жену и сына. Привязанностей больше никаких, разве только писательское дело. Но печатали его исключительно мало. В книге он пишет, что любил Василия Ивановича Качалова (Шверубовича), но и здесь, верный себе, не удержался от злопыхательства. О таких людях говорят: Бог ему судья! Но осудил его самый близкий и дорогой для него человек, осудил сын. Осудил и ушёл от него навсегда! Ушёл к Есенину.

О таких, как Мариенгоф, говорили: ради красного словца не пожалеет и отца. Свой творческий метод — «дать зрителю по морде» — якобы позаимствовал у Чехова. Вот в этом весь Мариенгоф. Добросовестно излагая якобы только факты, оставаясь всегда в стороне, он чужими руками «даёт по морде» всем своим друзьям. Кто же из читателей знает, что факты «перевёрнуты»?

Рюрик Ивнев предупреждал: «Есенина знают оболганным и урезанным… Есенин не был никогда ни мелочным, ни мстительным. Благородство души не позволяло ему искать союзников для борьбы с бывшими друзьями».

На чём держался имажинизм и его служители? Это стало понятно тотчас, как уехал Есенин. Уже через четыре месяца всё пришло в упадок. Не было посетителей, не стало дохода. Ходили ведь только на Есенина, а Есенин теперь в отъезде.

Мариенгоф в письме Старцеву от 12 сентября 1922 г. пишет: «Настроение неважное… С кафе дрянь. Стали закрывать в 11. Кончился наш Помгол!».

Положение было бедственным настолько, что в Москве оставались только Мариенгоф и Гр. Колобов. Остальные разбежались по перифериям, где можно было пережить голод. В то же время Мариенгоф в ответных письмах Есенину сознательно передёргивает факты: дескать, всё по-старому в Москве. «Все действующие лица (Богословской коммуны) живы и здоровы… Есенинские родственники тоже в порядке и здравии. Магазинские дивиденды получают полностью. Катюшу видел раза два. Теперь её в Москве нет».

В действительности было всё не так. В августе пожар в Константиново уничтожил более двухсот строений. Есенинские родственники бедствовали, как все погорельцы в деревне, а Кате пришлось уехать из Москвы, потому что жить было не на что, и дивиденды она, конечно, не получала. Да и сам Мариенгоф уже укладывал чемоданы, чтобы отправиться с женой в Коктебель или Одессу, в тёплые и хлебные края.

Без стыда и совести передёрнул Мариенгоф и факт относительно танцевальной школы Дункан, о которой очень беспокоилась Айседора, но помочь не могла.

Из писем Есенина И. Шнейдеру: «Изадора в сильном беспокойстве о Вас. При всех возможностях послать Вам денег, как казалось из Москвы — отсюда, оказывается, невозможно».

А Айседора ждала приезда школы. Подготовляя почву, по словам Есенина, «мчалась в автомобиле то в Любек, то в Лейпциг, то во Франкфурт, то в Веймар». Ждал и Есенин и 13 июля 1922 г. писал: «Милый, милый Илья Ильич! Со школой, конечно, в Европе вы произведёте фурор. С нетерпением ждём Вашего приезда».

А Наркомпрос 21 июля 1922 г. постановил: «Гастрольную поездку школы Дункан в Америку признать нежелательной». А Мариенгоф, зная о решении правительства, в том же письме Ивану Старцеву от 12 сентября 1922 г. пишет: «Вчера был на прощальном вечере Ирмы Дункан. На днях уезжают. Изадора с ними поступила погано. Попросту: плюнула, ни денег, ни писем, а выезжать — изволь».

Спрашивается, при чём же здесь Айседора Дункан? Советское правительство постаралось сорвать гастрольную поездку детей в Америку, не пустили их и в Европу. А выезжать на гастроли по России — «изволь». Советское правительство школу не содержало. Школа кормила себя сама, какую-то помощь оказывала Америка (АРА), но её было явно недостаточно. Так же будет и в 1924 году. Отказавшись выпустить детей на гастроли за рубеж, где они могли заработать на своё содержание, правительство обрекло школу на закрытие.

Что руководило Мариенгофом и подвигло на эту и подобную ложь? Наверное, как всегда, зависть — одно из самых ядовитых свойств человеческой натуры: Есенину всё — слава, почёт, уважение и самая знаменитая женщина мира! Справедливо ли это? Почему он, Мариенгоф, должен прозябать в тени и довольствоваться второстепенной ролью? Совсем по Пушкину: умный, образованный, даровитый писатель Мариенгоф — Сальери и легкомысленный, малообразованный крестьянский Моцарт — Есенин.

Начинал с передёргивания фактов и очернительства, а окончил наглой, бесстыдной ложью — «Романом без вранья». В предисловии к нему А. Мариенгоф рассказал о той реакции, которую вызвала книга в 1920-е годы.
«Николай Клюев при встрече, когда я протянул руку, заложил за спину и сказал — Мариенгоф! Ох, как страшно!

Покипятился, но недолго чудеснейший Жорж Якулов. Почем-Соль (Григорий Романович Колобов — товарищ мой по пензенской гимназии) оборвал старинную дружбу. Умный, скептический Кожебаткин (издатель «Альционы») несколько лет не здоровался.

Совсем уж стали смотреть на меня волками Мейерхольд и Зинаида Райх. Но более всего разогорчила меня Изадора Дункан, самая замечательная и самая по-человечески крупная женщина из всех, которых я когда-либо встречал в жизни. И вот она — прикончила добрые отношения… О многом я в «Романе» не рассказывал. Почему? Вероятно, по молодости торопливых лет. Теперь бы, думается, написал полней. Но вряд ли лучше».

Жаль, что это предисловие не попало в книгу. Думаю, оно явилось бы некоторым покаянием перед памятью друга.

Но вот что интересно. Первая книга А. Мариенгофа «О Сергее Есенине. Воспоминания» была издана в Москве в 1926 году. Вторая — под названием «Роман без вранья» — в Ленинграде, в 1927 году. Когда же успела Айседора прочитать роман? В рукописи? Факт заслуживает внимания исследователей.

В. Чернявский писал о «Романе…»: «Выпуск 10000 экземпляров книжки Мариенгофа явно поощряется, а простая популяризация поэта вредна и недопустима… Она раскупается и имеет успех (говорят: «Очень интересно»!), и её развязная фельетонность, насквозь пропитанная запахом мариенгофского пробора, конечно, не бездарна… Противны очень (…) некоторые места — до зловредности, а мне лично — весь тон книжки».

Наделённый от природы редчайшим поэтическим даром, Есенин обладал не менее редким обаянием, умением дружить, быстро сближаться с людьми, всегда быть верным в дружбе. Со всеми своими жёнами, законными и незаконными, он умел поддерживать добрые отношения. Аристократ телом и духом, Есенин, которого знала вся Москва, да что там Москва — вся Россия, рубаха-парень, широкая натура, на деньги которого мог выпить любой примазавшийся новоиспечённый друг, Есенин в «Романе без вранья» предстал как самый настоящий сквалыга, сутенёр, пьянь кабацкая, ни родителей не почитает, ни друзей в грош не ставит. Жалкое, отвратительное зрелище! Это было неслыханное предательство! Нож в спину. И что вдвойне усугубляет вину Мариенгофа — написал он это не при жизни Есенина — эту гнусность он водрузил на есенинскую могилу в 1927 году. А исправленный и дополненный вариант вышел в 1965 г.

Все, знавшие Есенина, дружно осудили этот опус, но он создавался для тех, кто не знал Есенина лично, кто мог поверить и принять за правду любую мерзость, ведь писал же лучший друг Есенина! Откуда было знать молодым, что все друзья Есенина состояли на службе правительства и просто обязаны были выполнять его требования. Они и выполняли в меру желаний и способностей. От этого предостерегал и К.Л. Зелинский директора Государственного издательства художественной литературы А.К. Котову в 1955 году, предлагая подготовить и выпустить в 1957 г. сборник «С. Есенин в воспоминаниях современников».

«Отсутствие литературы о Есенине привело к тому, что в представлениях широкого читателя — и, что особенно неприятно, в восприятии молодёжи — наиболее достоверными кажутся воспоминания его “друга” Мариенгофа “Роман без вранья”, произведения, как известно, лживого, тенденциозно искажающего факты и всецело отбрасывающего Есенина в буржуазно-декадентский лагерь. Ничто не нанесло такого удара репутации Есенина как советского поэта, нежели этот ловкий “Роман без вранья”. В этом меня убедили встречи с читателями на шести вечерах, посвящённых творчеству Есенина в связи с его 60-летием…

Очевидно, на нас лежит долг «отмыть» поэта от той лжи и грязи, которой залепил Мариенгоф Есенина, восстановить правду».

И в письме Н. Вержбицкому от 3 февраля 1956 г. К.Л. Зелинский пишет:

«Необходимо в глазах широкого читателя отмыть облик Есенина от той грязи, какую на него налепили его лжедрузья. Трудно, в частности, измерить тот вред, какой нанесла репутации Есенина пресловутая книжка Мариенгофа “Роман без вранья”.

Вы же знаете, что в этой книжке крупицы бытовой правды перемешаны с таким количеством порочащей поэта выдумки, что в целом эта книга явилась тем свинцом, который погрузил Есенина в болото нечистой обывательской молвы. В книжке Есенин изображён спекулянтом, который спекулировал солью, кишмишем, изображён двурушником и негодяем, измывающимся над своим отцом, матерью и сёстрами, изображён растленным и циничным представителем богемы, который, по уверению своего якобы “друга”, обожал заплёванные панели и презирал родную деревню.

Если Дантес убил Пушкина, то Мариенгоф на добрые три десятилетия убил славу Есенина как советского поэта и помог людям из блатного мира, которые по сей день сочиняют всякие фальшивки “под Есенина”, распространяя их в рукописи (вроде “Послания Демьяну Бедному”, “Исповеди проститутки” и др.)…

Из сказанного вовсе не следует, что нужно в чем-то приукрашать Есенина или что-то скрывать от читателя. Можно и должно говорить о трагедии Есенина… Но освещать её со стороны истории, а не со стороны “Стойла Пегаса”».

Маститый критик и литературовед не верит в есенинское авторство «Послания евангелисту Демьяну Бедному», но интересно его замечание, что «люди из блатного мира распространяют их в рукописи». А заключённые сталинских лагерей не сомневались в есенинском авторстве «Послания…». И среди людей «из блатного мира» было немало великих умов России. К сожалению, «Исповедь проститутки» мне видеть не пришлось.

Уничтожающая, беспощадная характеристика дана Мариенгофом Илье Шнейдеру, которого большевистское правительство приставило к Айседоре, конечно, не только в качестве администратора и переводчика. Безусловно, он был доносителем и сексотом. Но разве не такую же роль играл Мариенгоф при Есенине?

Может быть, он посчитал несправедливым, что их, имажинистов, печатно заклеймили «убивцами» и «дегенератами», а Илья Шнейдер остался чистым?

А. Козловский замечает, что первые публикации воспоминаний 1926 года Мариенгофа о Есенине и друзьях, не были такими циничными. Они «были встречены критикой благожелательно. Журнал «На литературном посту» отмечал, что написаны они с большой нежностью и дают ряд интересных черт из жизни покойного поэта.

Но в следующем, 1927 году, появился «Роман без вранья», который был воспринят всеми, знавшими Есенина, как клевета на него.

Почему так изменилось отношение Мариенгофа к покойному другу?

Да потому, что изменилось отношение советской власти к поэту. Выступил главный идеолог Николай Бухарин и дал установку и направление, как смотреть на Есенина и оценивать его творчество. Это будет первая большевистская «критика», которая положит начало беспардонной, беззастенчивой травле инакомыслящих.

Мариенгоф и друзья-имажинисты точно и своевременно выполнят указание правительства. На смену литературным статьям Троцкого, написанным язвительно, с сарказмом, но тонко, остроумно и даже с любовью к поэту, пришла подзаборная бухаринская брань с «кобелями» и «сисястыми бабами» — и именно она стала олицетворением литературы скотного двора, о чем в своё время писал Есенин.

Ну, а что касается Ильи Шнейдера, то и тут всё ясно: в 1949 году Илья Шнейдер был репрессирован. Не знаю, что инкриминировали Шнейдеру следователи, но, думаю, не последнюю роль сыграли изданные им мемуары, пронизанные большой душевной теплотой к Айседоре и Есенину. И тотчас, в 1950 году, Мариенгоф напишет новые воспоминания и по-новому поглумится над своим бывшим единомышленником.

Писатель Максим Горький сурово осудил «Роман без вранья».

Когда некий писатель Лутохин Далмат Александрович в письме 16 сентября 1927 года напишет М. Горькому: «Понравился мне «Роман без вранья» Мариенгофа. В нём много искренности и свежести. От романа у меня осталось подозрение, что Есенин покончил с собой, заразившись нехорошей болезнью. Или с перепою?» М. Горький ему ответит: «Не ожидал, что «Роман» Мариенгофа понравится Вам, я отнёсся к нему отрицательно. Автор — явный нигилист, фигура Есенина изображена им злостно, драма — не понята».

Нет, уважаемый Алексей Максимович, недооценили вы Мариенгофа! Нигилист и циник — это точно, он этого не скрывал никогда. А вот драму Есенина он знал и понимал, как никто другой.

Читайте у Мариенгофа:

«Есенин был невероятно горд и честолюбив. Он считал себя первым поэтом России. Но у него не было европейского имени, мировой славы. А у Изадоры Дункан она была! Во время их поездки по Европе и Америке он почувствовал себя «молодым мужем знаменитой Дункан». Надо сказать, что ничтожные журналисты, особенно заокеанские, не очень-то щадили его. А тут ещё болезненная есенинская мнительность! Он видел этого «молодого мужа» чуть не в каждом взгляде и слышал в каждом слове. А слова-то были английские, французские, немецкие — тёмные, загадочные, враждебные. Языков он не знал. И поездка превратилась для него в сплошную пытку, муку, оскорбление. Он сломался. Отсюда многое. Вина Изадоры Дункан, как сказали бы мы сейчас, была объективной».

Вот так, предельно откровенно, чётко и ясно: всему миру представить Есенина сутенёром-апашем и соответственную роль отводили Айседоре Дункан. Вот, мол, откуда есенинские строки об Айседоре:

Излюбили тебя, измызгали —
Невтерпеж…

И о себе:

Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
 Отчего прослыл я скандалистом?

Должно быть, поначалу Есенин действительно поверил в возможность сдружить, сблизить, «повенчать» два великих народа, потому ехал на Запад с распахнутой душой. Да и как было не верить, если это была идея вождя революции.

12.10.2016.


Валерий Кораблин

Рецензия на «Вранье без романа

«А вот драму Есенина он знал и понимал, как никто другой. Читайте у Мариенгофа:

«Есенин был невероятно горд и честолюбив. Он считал себя первым поэтом России. Но у него не было европейского имени, мировой славы. А у Изадоры Дункан она была!».

Такого бреда ещё россияне не читали, советуя Вам окунуться в архив, а также к исследованиям «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина», подготовку которой ведёт «Институт Мировой Литературы и Искусства им. А. М. Горького РАН РФ.

Ваша, извините, стряпня — это бальзам для души ортодоксам, идеологам коммунизма.

Мариенгоф — он кем по вашему был, как Волошин — понятым, а может как Маяковский и его друг в НКВД… Первая жертва — Гумилёв, а далее как по маслу: «Кто не нами — тот против нас», «До основания, а затем…». «Отнять и разделить», а созидать через Гулаг силой заставить. А что писал о социализме Есенин и что он ожидал от него, плохо историю знаете.

1860 годы как зарождался большевизм и на каких террористов и подонков опирался, хотя бы краткую историю государства Российского почитайте, а то наверное курсом ВПШ обходитесь, там по полной программе вранье.

Вот в ноябре 2017 год будет снят полностью гриф секретности, что тогда скажут апологеты социализма в своё оправдание.

Да только за развязывание гражданской войны в России в результате которой был уничтожен весь генофонд России, нет и не будет никогда оправдания большевикам и их последователям.

Вы, лучше про Ульянова В.И. уже доказанный врачами сифилис освятите, а Есенин не болел венерическими болезнями никогда — это тоже подтверждено врачами-учёными.

19.10.2016.


Павел Сало

За каждый крик ваш, брошенный в меня
Ответ-опровержение

Господин, Кораблин! Только из большого уважения к автору книги «Неизвестный Есенин», Валентине Семёновне Пашининой, отвечаю вам на вашу полубредовую рецензию, на вашу извините, «стряпню», дабы не позволить вам впредь порочить доброе и честное имя человека, отдавшего всю свою жизнь ради исследования жизни и творчества поэта Сергея Александровича Есенина. А ещё я отвечаю вам потому, что вижу в вашем лице какое-то микроскопически мизерное подобие того же Мариенгофа (до настоящего Вам не дорасти), подобие вредителя, который всеми силами пытается как-нибудь да напакостить, навредить человеку честному, любым и бесчестным способом. Зная о таких людях, ныне живущих, и, зная о том, что они всегда были и раньше, и в большом количестве, и особенно в той среде, в которой жил и Сергей Есенин, почему-то хотелось бы ответить вам на всякую подобную мерзость словами самого же Есенина:

Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы.
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть,
За каждый крик ваш, брошенный в меня.

И поэтому, господин Кораблин, я считаю, что написанная вами рецензия полностью и окончательно отражает всю вашу гнилую и мерзкую сущность непорядочного человека, несмотря на ваш якобы интеллигентный вид культурного человека в костюме и рубашке в полоску, с туго затянутым галстуком. К тому же, глядя в ваши маленькие и остро колючие глаза, изображающие прямо-таки святую невинность, так и хочется сказать: «Ну, почему же ему не хватает ещё и прилизанного мариенгофского пробора и белой бабочки на худой шее?». (Вы не поверите, но я всё же заглянул на ваш портрет в «Стихах.ру», чтобы иметь представление о вашей физиономии).

Козыряя и гордясь своей учёностью и «институтами», которые вы окончили, и якобы всё знаете прямо-таки от царя Гороха, вы, тем не менее, ничего, на мой взгляд, не знаете о том, что вам следовало бы знать. А именно. Если уж вы такой знаток Мариенгофа и его творчества, так просветили бы нас безграмотных своей учёностью, своими познаниями в этом вопросе, ну хотя бы одним маленьким каким-нибудь примером касательно воспоминаний Мариенгофа и конкретно его «Романа без вранья», не задавая при этом глупых вопросов и самому себе, и другим.

Вы пишете: «Мариенгоф — он кем по-вашему был, как Волошин — понятым, а может как Маяковский и его друг в НКВД…». Это что за выражение учёного человека, который «после школы окончил техникум, институты» и имеет «образование высшее»? А к тому же он ещё и член двух союзов писателей, член студий четырёх городов, финалист, дипломант, автор книг, и даже в его списке избранных авторов числится сам первый поэт России, живущий в Америке? Не много ли на себя взвалил господин Кораблин? Напоминаю вам, что в отношении того материала, которым вы должны были меня удивить, как профессионал, высказываясь о Мариенгофе и его «Романе без вранья», вы ничего абсолютно не сказали по сути вопроса. К чему это у вас такое выражение как: «Кто не с нами — тот против нас», «До основания, а затем…». «Отнять и разделить», а созидать через Гулаг силой заставить». О чем это вы, господин Кораблин? Мы то с вами ведём разговор о неизвестном Есенине, о его ближайшем друге Мариенгофе, о «Романе без вранья», а не о том, о чём вы пишете. Вы просто-напросто наводите тень на плетень, не зная сути вопроса. Вы даже и не поняли, что вы разбрасываете словесную грязь не в мой адрес, и не в меня лично, а в адрес Валентины Семёновны Пашининой, о которой с большим уважением говорили такие люди, как Эдуард Хлысталов, Николай Чистяков, Виталий Бакуменко и другие. Вы о чём вообще говорите? Или вы болтаете языком лишь бы болтать, рассчитывая на то, что вас испугаются, и никто вам и слова не скажет в опровержение? Повторяю вам, что своё опровержение на вашу невменяемую критику, на статью «Вранье без романа» из книги Пашининой В.С. я пишу вам не ради оправдания перед вами (кто вы такой есть?), а ради большого уважения и преклонения перед замечательным человеком которого, вы, господин Кораблин, ногтя не стоите.

Вы кому советуете: «Вы лучше про Ульянова В.И. уже доказанный врачами сифилис освятите»? Вы это говорите мне или Валентине Семёновне, ушедшей из жизни на 86-м году в декабре прошлого года? Может быть, даже она, преждевременно ушедшая из жизни, оставила этот мир именно из-за таких вот рецензентов и критиков, как вы? Ведь мне в какой-то мере даже один раз в жизни улыбнулось большое счастье, я видел своими глазами этого человека на последней презентации книги «Неизвестный Есенин» на Старом Арбате, в Культурном Национальном Центре Украины.

Валентина Семёновна была небольшого роста, как Александра Пахмутова, и в тот день 23 ноября 2015 года она приехала на свою презентацию в Москву из города Солнечногорск Московской области по случаю 120-й годовщины со дня рождения Сергея Есенина. Вы представляете? Из Солнечногорска в Москву одна одинёшенька, без всякого сопровождения, в 85-ть лет и в простой электричке с жёсткими сиденьями, с грязным туалетом с забрызганными стёклами окон холодного вагона. Вы думаете она думала о себе? Вы думаете она думала о какой-то славе или торжественном собрании в тот день в её честь? Нет, конечно. Она думала и тогда, и всю свою оставшуюся жизнь, только об одном. Она думала о Сергее Есенине. О «Неизвестном Есенине», ради которого она готова была отдать всю себя и всю свою жизнь, лишь бы мы, мы все — нормальные люди смогли, наконец-то, узнать настоящую правду о нём.

Господин Кораблин, вы рекомендуете мне почитать «не стряпню», которую написала Валентина Семёновна о Мариенгофе, а настоящий серьёзный материал по этой теме из «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина», изданной Институтом мировой литературы Российской академии наук. Давайте почитаем «Летопись из жизни и творчества С.А. Есенина». Том третий. Книга 1.

1.) Из статьи Т.П. Самсонова: «Мариенгоф нарочито затушёвывает и скрывает от читателя сущность описываемых им событий, выставляя положение в смешном и комическом виде. Мне приходилось сталкиваться по роду своей работы с Есениным и Анатолием Мариенгофом в обстановке, при которой ни у Есенина, ни у Мариенгофа не было особенно смешного настроения. Наоборот, настроение и самочувствие их было довольно скверное, да оно и не могло быть иным, если иметь в виду, что им временно пришлось переселиться из квартиры Зойки Шатовой во внутреннюю тюрьму ВЧК». Кто такой был Т.П. Самсонов читайте ниже. «Трофим Петрович Самсонов (Бабий; 1888–1956) — советский работник. Революционный путь начал с анархизма, состоял в партии анархистов-коммунистов. 4 раза подвергался аресту, пять лет провёл в тюрьмах, четыре года в ссылке. В июле 1914 г. бежал из ссылки через Дальний Восток в Англию. В эмиграции провёл два года, за революционную пропаганду был осуждён британским судом на 6 месяцев каторжных работ. Вернулся в Россию в сентябре 1917 г. Член Челябинского Совета; в 1918 г. — начальник отдела военного контроля (с 1919 г. — Особого отдела) 3-й армии Восточного фронта. С февраля 1919 г. в РКП(б); с мая 1919 г. — начальник Особого отдела МЧК, член коллегии МЧК. С сентября 1920 г. — начальник Секретного отдела ВЧК. С конца 1923 г. — зам. председателя Белорусско-Балтийской железной дороги, затем работал в ВСНХ. В 1927–1934 гг. — управляющий делами ЦК ВКП(б), в 1934–1936 гг. — директор студии Межрабпомфильм, в 1936–1938 гг. — управляющий делами Коминтерна. В начале Великой Отечественной войны был директором завода «Протез»; с 1942 г. работал в учреждениях печати (зам. директора Всесоюзной Книжной палаты), руководил отделом в Госполитиздате». (Сообщено А.С. Велидовым).

2.) Из письма Есенина С.А. имажинисту А. Мариенгофу: «Сегодня с тоски, то есть с радости, вышел на платформу, подхожу к стенной газете и зрю, как самарское лито кроет имажинистов. Я даже не думал, что мы здесь в такой моде. От неожиданности у меня в руках даже палка выросла, но за это, мой друг, тебя (то есть А. Мариенгофа) надо бить по морде».

3.) Из книги В.Л. Львова-Рогачевского: «Имажинизм и его образоносцы»: «Сергей Есенин раньше отозвался на революцию, но она у него весенняя революция, согретая солнцем, Мариенгоф революцию подменил городскими бойнями. У Мариенгофа и Шершеневича «словечки ненужные, безобразящие светлый лик поэзии, как язвы дурной болезни».

4.) Кафедра славистики Университета Хельсинки // Новое литературное обозрение, Москва, 2007. 271 с.
«В России и на Западе учёными мало уделялось серьёзного критического внимания жизни и творчеству Анатолия Мариенгофа. Если бы не его близкая дружба с феноменально популярным Сергеем Есениным (описанная в нашумевших мемуарах Мариенгофа «Роман без вранья» [Ленинград, 1927, и многие последующие издания]), имя Мариенгофа упоминалось бы лишь только в сносках истории литературы.

5.) Иван Бунин окрестил его (А. Мариенгофа) «величайшим негодяем» (Воспоминания. Париж, 1950. С. 16) — подобное мнение разделяли многие критики 1920-х и последующих лет, — все, кто не видел ничего особенного в поэзии и характере Мариенгофа, кроме вульгарного эпатажа, болезненного садизма, кошмарной анархии и урбанистического упадничества.

6.) В. Марков. «Русский имажинизм 1919–1924». Т. 1. Гессен, 1980. С. 18–19). «Мариенгоф, как поэт, стал менее активным в середине 1920-х годов, когда имажинизм, пройдя все свои стадии, стал постепенно распадаться. В 1926 г., перед тем как приступить к созданию провокационной прозы, он опубликовал книгу стихов-размышлений (на обложке стоит: «Новый Мариенгоф»). В 1927 г. публикацией «Романа без вранья» он ещё больше усугубил свою дурную репутацию. Созданный им не ретушированный портрет Есенина и его друзей-имажинистов кажется циничным и оскорбительным».

7.) В 1993 г., в Гродно (Белоруссия), Борис Большун высказывает: «Среди эпитетов, которые Радечко приклеивает Мариенгофу-«русофобу» (с. 51, 154) и его сочинениям, значатся: злой, коварный, наглый, лживый, грязный, подлый, гнусный, бездарный, кровожадный, циничный, иезуитский, змеиный, хитрый, завистливый, амбициозный, высокомерный, самовлюблённый, самодовольный».

8). Дмитрий Фурманов. «Из дневника»: «Мариенгоф типичный лощёный франт. Впечатление производит преотвратительное, т.е. своей буржуазной сущностью. Кстати, я забыл в предыдущей заметке оговориться относительно Есенина: он с Мариенгофом по недоразумению».

9). Владислав Божко. Из книги «Сергей Есенин в Харькове»: В самой пространной главе (с. 34–76) исследуются сложные взаимоотношения между Есениным и Мариенгофом, считает Мариенгофа «циничным по своей сути», «очень слабым поэтом». Что касается «Романа без вранья», то он «осуждает его за лживость, тенденциозность, цинизм и дешёвую сенсационность».

Заканчивая характеристику Мариенгофа в воспоминаниях из «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина», перейдём к некоторым оценкам его «опусов»:

Флор-Есенина, племянница поэта:
«Общеизвестна сложность взаимоотношений между Есениным и Мариенгофом, но, к сожалению, до сего времени нет сколько-нибудь значительного исследования, посвящённого этой проблеме».

К.Л. Зелинский:
«На нас лежит долг «отмыть» поэта от той лжи и грязи, которой залепил Мариенгоф Есенина, восстановить правду».

02.11.2016.


SaloПавел Фёдорович Сало родился 3 февраля 1950 года, на Полтавщине, в селе Высший Булатец.  Служил в ракетных войсках 1968 по 1970 год.  После армии работал слесарем-сборщиком, механиком, машинистом башенного крана, мастером в отделе информационных технологий. С 1977 г. проживает в Москве.

В 2008 г. вышла первая книга стихов «Сквозь годы», а в 2013-м — роман-эпопея «Когда мы были молодыми». Состоит в литературном объединении «Отражение» и «Любители поэзии». Поэт, прозаик, переводчик. Автор интернет-страниц на сайтах «Стихи.ру», «Проза.ру». Член Союза писателей России.

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика