Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58554025
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
7034
16647
23681
56248947
607847
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

ГЕТМАНСКИЙ Э. «Он национален и умел писать только о русском»

PostDateIcon 31.03.2017 18:55  |  Печать
Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
Просмотров: 3936

«Он национален и умел писать только о русском»
(из коллекции книжных знаков Э.Д. Гетманского)

Писатель, литературный критик и теоретик искусства А.К. Воронский писал о Сергее Есенине: «Он национален и умел писать только о русском. В своем заветном слове «Россия» он слышал — «роса», «сила», «синий». В статье «Быт и искусство» С. Есенин говорил своим знакомым: «У собратьев моих нет чувства Родины во всем широком смысле этого слова, поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния». Творчество С. Есенина, выросшее на национальной почве, всеми корнями связано с русской культурой. Едва начав печататься, он выступил со своей программой: «У каждого поэта есть свой общий тон красок, свой ларец слов и образов». Что стоит за этим? «Я, Сергей Есенин, никому не хочу подражать: ни символистам, ни акмеистам, ни футуристам». С. Есенин угадал самое страшное «колебание» XX века — разрушение человеческого в человеке. Не «белыми березками под окном» он вошел в нашу культуру, а трагическим взглядом на перспективы развития цивилизации и вопросом — «куда несет нас рок событий». Тульский график Владимир Чекарьков в 2015 году нарисовал книжный знак «Есениниана Эд. Гетманского» с портретами людей из есенинского окружения — М. Волошина, Ю. Балтрушайтиса, Н. Гумилёва, Н. Плевицкой, В. Катаева, А. Лентулова, Х. Бялика, Г. Гребенщикова и Р. Ивнева. Композицию экслибриса дополняет строфа есенинского стихотворения «Тебе одной плету венок…»:

Тебе одной плету венок,
Цветами сыплю стежку серую.
О Русь, покойный уголок,
Тебя люблю, тебе и верую.

Chekarkov Getmansky 33

Максимилиан Волошин — «Настоящий поэт, милостию Божией»

«Настоящий поэт, милостию Божией»

Voloshin   Поэт, переводчик, художник-пейзажист, художественный и литературный критик Максимилиан Александрович Волошин (фамилия при рождении Кориенко-Волошин) (1877-1932) родился в Киеве в семье юриста. Раннее детство прошло в Таганроге и Севастополе. Своё среднее образование Волошин начал в 1-й Московской гимназии, когда он с матерью переехал в Крым в Коктебель, Максимилиан пошёл в Феодосийскую гимназию. С 1897 года по 1899 год Максимилиан учился в Московском университете, был отчислен «за участие в беспорядках». В 1900-х годах много путешествовал, занимался в библиотеках Европы, слушал лекции в Сорбонне. В Париже он также брал уроки рисования и гравюры у художницы Елизаветы Кругликовой. Вернувшись в начале 1903 года в Москву, становится «своим» в среде русских символистов. М. Волошин не входит ни в одну из литературных групп, но у него было много общего с символистами, кроме того, со многими из них он лично был знаком. Он проявляет большой интерес к их творчеству и посвящает ряд своих статей из серии «Лики творчества» поэтам-символистам Анненскому, Блоку, Белому, Брюсову, В. Иванову. Первый сборник «Стихотворения. 1900-1910» вышел в Москве в 1910 году. В 1914 году Волошин пишет письмо военному министру России Владимиру Сухомлинову с отказом от военной службы и участия «в кровавой бойне» первой мировой войны. Лично М. Волошин с С. Есениным не были знакомы, хотя близкие к обоим поэтам имена связывают их обоих как невидимые мосты. Оба поэта видят одни и те же события, знают одних и тех же людей, но смотрят на всё по-разному. Их стихи в 1915 году публиковались в «Биржевых ведомостях».
   Осенью 1916 года, узнав о намерении своего друга, поэта и издателя Михаила Цетлина (псевдоним Амари) возобновить издательство «Зёрна», Волошин сообщал ему: «Сейчас же написал Марине Цветаевой в Москву, чтобы она выслала тебе рукописи своих обеих новых книг стихов и чтобы написала Есенину, т[ак] к[ак] я с ним не знаком и не знаю, где он, а она с ним хороша». Неизвестно, писала ли Цветаева Сергею Есенину, но стихи М. Волошина, М. Цветаевой и С. Есенина были опубликованы в сборнике «Весенний салон поэтов», изданном в 1918 году в Москве книгоиздательством «Зёрна». «В июне 1917 года М. Волошин составляет план статьи «Голоса современных поэтов» с краткой характеристикой их творчества: «Клюев и Есенин. Деланно-залихватское треньканье на балалайке, игра на гармошке и подлинно русские захватывающие голоса». После революции Максимилиан Волошин окончательно осел в Коктебеле. Не встречался М. Волошин с С. Есениным и после революции. В готовящейся статье «Революция, проверенная поэзией» (другое заглавие — «На весах поэзии») М. Волошин так характеризовал поэзию Клюева и Есенина: «В стихах присяжных большевистских поэтов Клюева и Есенина …хорошие строфы, написанные подлинным языком, механически чередуются с официально-программным барабанным боем, который ничем не отличается ни от военных, ни от патриотических стихов старого времени».
   В годы гражданской войны Волошин пытался умерить вражду, спасая в своём доме преследуемых: сперва красных от белых, затем, после перемены власти, — белых от красных. Письмо, направленное М. Волошиным в защиту арестованного белыми Осипа Мандельштама, весьма вероятно, спасло того от расстрела. Из воспоминаний писателя Эмилия Миндлина известно, что в 1920-е годы М. Волошин, ознакомившись со сборниками московских поэтов, был удивлен тем, что Есенин называет себя имажинистом. М. Волошин писал; «Скажите, пожалуйста, почему Сергей Есенин тоже называет себя этим… имажинистом? Он вовсе не имажинист. Он просто поэт. То есть просто настоящий поэт, милостию Божией, совсем настоящий. И зачем ему этот имажинизм?». В Москве 9 мая 1924 года М. Волошин подписал, как и С. Есенин, коллективное письмо в ЦК РКП(б), в котором просили оградить поэтов и писателей от необоснованных нападок журнала «На посту». Возможно, что в редакции журнала «Красная новь» (редактор Александр Воронский) в марте-апреле 1924 года М. Волошин мог мельком видеть С. Есенина, но знакомства между ними не произошло. Об этом 4 августа 1926 года вдова С. Есенина Софья Толстая-Есенина писала литератору, библиографу и издательский работнику Валентину Вольпину: «Еще Вы спрашиваете о Волошине. Он Сергея Александровича видел только раз и мельком у Воронского».
   С. Толстая-Есенина была хорошо знакома с семьей Волошиных, она спрашивала у Волошина перед своим замужеством: «Макс, что, Сергей Есенин хороший поэт, как, по-вашему? Мне ужасно интересно, что Вы про него думаете, и что из последних вещей знаете. Он очень много написал за последнее время, и я очень хочу, чтобы он помолчал тоже». Из неопубликованного письма С. Толстой известно, что она намеревалась познакомить Волошина и Есенина, но встреча поэтов не состоялась. Летом 1925 года С. Толстая-Есенина вместе с Сергеем Есениным уехали на Кавказ. Они жили в Мардакянах (под Баку) на даче секретаря ЦК КП Азербайджана, редактора газеты «Бакинский рабочий» П.И. Чагина. Оттуда она и С. Есенин предполагали проехать в Коктебель, к Волошину. Однако срочные дела — подготовка собрания стихотворений С. Есенина к сдаче в набор — заставили их отказаться от поездки в Крым. Весть о трагической смерти Сергея Есенина дошла до Коктебеля только на шестой день. Волошин писал вдове Сергея Есенина: «Милая Соня, весть о гибели Есенина, которая лишь сегодня дошла до Коктебеля, глубоко потрясла меня… Если тебе сейчас нужны уединение, молчанье и верные друзья — приезжай к нам. Всем сердцем с тобою Макс. 18 марта 1926 года».
   Волошин высказал свое мнение о поэзии и личности Есенина матери Софьи Андреевны: «Я лично не знал и никогда не видал Есенина. В стихах его мне чувствовался поэт. Несомненно, подлинный, но не глубокий, не умный и часто лишенный художественного такта. Смерть его поразила как новое звено в общем мартирологе русских поэтов: частное выявление общей судьбы талантливых русских юношей». 19 марта 1926 года М. Волошин писал С. Толстой-Есениной: «Стихи Есенина мы, конечно, знаем и любим, но в нашей библиотеке нет, ни одной его книжки». Спустя месяц, 17 апреля, М. Волошин вновь писал С. Толстой-Есениной: Мы тебя очень любили и все это время, как тебя не видели, были сердцем с тобою и всю гибель Есенина воспринимали через тебя». Лето 1926 года Толстая-Есенина провела в Коктебеле в семье Волошиных. В 1924 году с одобрения Наркомпроса Максимилиан Волошин превращает свой дом в Коктебеле в бесплатный дом творчества (впоследствии — Дом творчества Литфонда СССР).
   Максимилиан Александрович Волошин скончался 11 августа 1932 года в Коктебеле и был похоронен на вершине горы Кучук-Енишар вблизи Коктебеля.

Юргис Балтрушайтис — «Милому Поэту русского раздолья и всех его дорог»

«Милому Поэту русского раздолья и всех его дорог»

Baltrushaytis   Поэт-символист, переводчик, дипломат Юргис Казимирович Балтрушайтис (1873-1944) родился в Ковенской губернии в семье литовских крестьян. Учился в Ковенской гимназии и на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета, одновременно посещал лекции на историко-филологическом факультете. Сблизился с будущим меценатом и переводчиком Сергеем Поляковым, учившимся на математическом отделении физико-математического факультета, и через него познакомился с К.Д. Бальмонтом и В.Я. Брюсовым, позднее с В.И. Ивановым. Ю. Балтрушайтис дружил с композитором и пианистом А.Н. Скрябиным. Дебютировал в печати осенью 1899 года, примыкал к символистам. На русском языке издал сборники стихов «Земные ступени» (1911) и «Горная тропа» (1912). Ю. Балтрушайтис мог услышать о С. Есенине от своего хорошего знакомого, актёра Малого театра, И.Н. Худолеева. Актёр с 1912 года часто гостил в имении Л.И. Кашиной в родном селе Сергея Есенина Константиново. Увлекаясь режиссурой, Худолеев «ставил в усадьбе любительские спектакли, на одном из которых присутствовал Сергей Есенин», о чём рассказал в своих воспоминаниях сын хозяйки села Константинова Г.Н. Кашин.
   От того же И. Худолеева, С. Есенин мог слышать о поэте Ю. Балтрушайтисе. За Ю. Балтрушайтисом прочно укрепилась репутация поэта строгого и замкнутого в своём мире, отрешённого от жизни с её суетой. 22 января 1915 года в Москве при встрече Ю. Балтрушайтис подарил С. Есенину две свои книги. На сборнике «Земные ступени. Элегии, песни, поэмы» написал: «Сергею Александровичу. Поэту — автор. Москва. 22.1.16 г.». На второй книге «Горная тропа» — «Сергею Александровичу Есенину. Милому Поэту русского раздолья и всех его дорог. С приветом Балтрушайтис». В дарственной надписи слово «поэт» было написано с большой буквы, что говорит о высокой оценке Балтрушайтисом лирики Есенина, которую он хорошо знал. В Петрограде 9 февраля 1916 года С. Есенин на книге «Радуница» оставил автограф: «От поёмов Улыбиша перегудной Мещёры поэту ипостасной чаши скорбной тропы Ю. Балтрушайтису на добрую память от баяшника соломенных суёмов. Сергей Есенин. 1916. 9 февр. Пт.». В дальнейшем С. Есенин подарил еще две своих книги Ю. Балтрушайтису (они были утеряны). В мае 1918 года стихи Ю. Балтрушайтиса и С. Есенина публикуются в сборнике «Весенний салон поэтов». 24 августа 1918 года они оба избираются в состав президиума Всероссийского союза поэтов.
   В списках Всероссийского профессионального союза писателей Ю. Балтрушайтис числился среди символистов, а С. Есенин — среди имажинистов. Стихи Ю. Балтрушайтиса и Есенина были напечатаны в книге Ильи Эренбурга «Портреты русских писателей» (Берлин, 1922). Ещё раньше, в 1921 году, предполагалось их совместное участие в издании журнала «Ледокол» одноимённого издательства. Ю. Балтрушайтис во время работы в литературно-художественном отделе Госиздата ходатайствовал о выдаче С. Есенину гонорара за рукопись «Звездное стойло». В апреле 1939 года Ю. Балтрушайтис уехал из России, получив назначение советником посольства Литвы в Париже, где прошли последние годы его жизни.
   Умер Юргис Казимирович Балтрушайтис 3 января 1944 года в Париже, похоронен на кладбище Монруж. В 1948 году опубликован посмертный сборник русских стихов поэта «Лилия и серп». Недавно в иностранных газетах промелькнуло сообщение о том, что русский поэт-символист Юргис Балтрушайтис, чья смерть в 1944 году была мистификацией, принял другое имя и скончался глубоким старцем в одном из католических монастырей Франции.

Надежда Плевицкая — От мужицкой избы до царских палат

От мужицкой избы до царских палат

Plevitskaja   Певица, исполнительница романсов и народных песен Надежда Васильевна Плевицкая (урожденная Винникова) (1884-1940), родилась в Курской губернии в семье отбывшего службу солдата. Надя Винникова воспитывалась в богобоязненной и трудолюбивой крестьянской семье. Окончила три класса церковно-приходской школы. В 14 лет была отдана в хор Свято-Троицкого женского монастыря, в котором она прожила более двух лет послушницей. Монастырское существование не пришлось по душе шестнадцатилетней девочке: «Тут, за высокой стеной, среди тихой молитвы копошится тёмный грех, укутанный, спрятанный». Надя Винникова из монастыря сбежала в курский цирк. Мамаша со скандалом увела «заблудшую дочь из постыдного заведения» и отправила её в Киев к сестре. Здесь Надя поступила хористкой в капеллу Александры Липкиной, где через некоторое время начала исполнять сольные партии. Малограмотная, не знающая нот крестьянская девушка обладала не только удивительным голосом, но и абсолютным музыкальным слухом и без труда справлялась с самыми сложными сольными партиями. Позднее Надя вступила в балетную труппу Штейна, где встретилась с бывшим солистом балета Варшавского театра Эдмундом Плевицким, за которого вышла замуж. В течение последующих пяти лет, уже под фамилией Плевицкая, молодая артистка пела в популярном «хоре лапотников» Минкевича, а затем в московском ресторане «Яр». В числе посетителей «Яра» были Савва Морозов, Плевако, Чехов, Куприн, Горький, Шаляпин и Распутин. Здесь она снискала громкую славу солистки — исполнительницы русских народных песен.
   Переломным в её судьбе оказался 1909 год, когда на Нижегородской ярмарке певец Леонид Собинов услышал Надежду Плевицкую и пригласил её выступить с ним и Николаем Фигнером на благотворительном концерте в городском театре. Это было ее первое выступление на большой концертной эстраде, открывшее дорогу на столичную сцену. С 1909 года, как считала сама Плевицкая, начался ее «путь с песней». Она была дружна с Ф. Шаляпины, он подарил ей фотографию с надписью: «Моему родному жаворонку, Надежде Васильевне Плевицкой, — сердечно любящий её Ф. Шаляпин». Надежду Плевицкую наставлял и учил режиссёр и реформатор театра Константин Станиславский.
   Не раз Н. Плевицкая выступала при Дворе. Императрица Александра Фёдоровна, на одном из таких приёмов, за вдохновенное пение подарила Плевицкой брошь с бриллиантами в виде жука. Самым известным почитателем Надежды Плевицкой был Николай Второй. По рассказам очевидцев, слушая Плевицкую, Император низко опускал голову и плакал, он называл её «курским соловьём». Высочайшее признание открыло для Плевицкой двери многих элитных салонов.
   Слава Плевицкой в России начала ХХ века была огромной. Ей стоя аплодировали переполненные залы консерваторий и театров. Ее окружали толпы поклонников и море цветов. Надеждой Плевицкой впервые на эстраде были исполнены — «Дубинушка», «Есть на Волге утес», «Из-за острова», «Среди долины ровныя», «По диким степям Забайкалья», «Калинка», «Всю-то я Вселенную проехал», «Лучинушка», «Славное море, священный Байкал», «Липа вековая». «Помню, я еще молодушкой была», «Ухарь-купец», «Варяг». Она и сама писала слова и музыку, до революции издавались сборники песен Плевицкой и ее односельчан, и среди этих песен были — «Золотым кольцом сковали», «Русь родная», «Величальная царю-батюшке», «Что ты, барин, щуришь глазки?», «Белилицы-румяницы вы мои», «Куделька», «Ванюша» и другие.
   Надежде Плевицкой аккомпанировал Сергей Рахманинов, ее с восторгом слушал Федор Шаляпин, писали ее портреты Константин Коровин и Филипп Малявин, перед ней преклонялись поэты Сергей Есенин и Николай Клюев, скульптор Сергей Коненков создал ее мраморный бюст. Царская семья боготворила эту несказанно талантливую и сердечно щедрую певицу, великие княжны подбирали на рояле музыку к ее песням. В 1910 году появились первые граммофонные пластинки, напетые Надеждой Плевицкой, которые разошлись большими тиражами. За период с 1910 года по 1936 год артистка напела для различных граммофонных фирм более 120 записей. Летом 1915 и 1916 годов Владимир Гардин снял два фильма «Крик жизни» и «Власть тьмы» с Плевицкой в главной роли. Сергея Есенина с певицей познакомил в конце 1915 года Николай Клюев. Н. Плевицкая вспоминала: «Н. Клюев бывал у меня. Он нуждался и жил вместе с Сергеем Есениным, о котором всегда говорил с большой нежностью, называя его «златокурым юношей». Талант Есенина он почитал высоко. Однажды он привел ко мне «златокурого». Оба поэта были в поддевках. Есенин обличьем был настоящий деревенский щеголь, и в его стихах, которые он читал, чувствовалось подражание Клюеву. Сначала Есенин стеснялся, как девушка, а потом осмелел и за обедом стал трунить над Клюевым. Тот ежился и, втягивая голову в плечи, опускал глаза… «Ах, Сереженька, еретик», — говорил он тишайшим голосом». В письме издателю Михаилу Мурашеву от 29 июня 1916 года С. Есенин упоминал о гастрольных поездках Н. Клюева с Н. Плевицкой в апреле-мае 1916 года по маршруту городов прифронтовой полосы. Поездка была завершена в Сызрани из-за болезни Н. Плевицкой.
   С. Есенин любил пение Н. Плевицкой, он говорил поэту Матвею Ройзману: «У Плевицкой хороши песни курской крестьянки. Я помню её «Лучинушку» и «Лебедушку» Это наши песни, русские!». Во время Первой мировой войны Н. Плевицкая в порыве патриотизма оставила сцену и отбыла на фронт санитаркой. И в Гражданскую она прошла с белой гвардией крестный путь до Крыма, вместе с белым воинством покинула Россию. Вскоре Н. Плевицкая оказалась в Турции, на Галлипольском полуострове, куда эвакуировались из Крыма изрядно потрепанные войска барона Врангеля. Её последним мужем был самый молодой генерал Добровольческой армии, начальник корниловской дивизии, генерал-майор Николай Скоблин. За годы гражданской мясорубки он сделал невероятно стремительную карьеру — от штабс-капитана до генерал-майора. В 1922 году они обосновались в Париже, купили небольшой дом в предместье. Честолюбивый и напористый, Скоблин стал активным членом Российского Общевоинского Союза (РОВС) и фактически антрепренером Н. Плевицкой. Он всегда сопровождал ее во время гастролей. В Париже, Берлине, Белграде, Варшаве, Брюсселе белая эмиграция восторженно принимала русские песни в исполнении Н. Плевицкой, особенно хит того времени «Замело тебя снегом, Россия». В 1926 году Надежда Васильевна с успехом выступала в США, где на одном из концертов ей аккомпанировал сам Сергей Рахманинов. Живя в эмиграции, Н. Плевицкая опубликовала две книги воспоминаний — «Дежкин карагод» вышла в Берлине в 1925 году, а «Мой путь с песней» — в Париже в 1930 году, где рассказала о своих встречах с Н. Клюевым и С. Есениным. Н. Плевицкая писала в своих мемуарах: «Русская песня не знает рабства. Заставьте русскую душу излагать свои чувства по четвертям, тогда ей удержу нет. И нет такого музыканта, который мог записать музыку русской души…».
   Надежда Плевицкая очень любила Россию, вспоминала её в эмиграции, хотела вернуться на родину. Она писала: «На чужбине в безмерной тоске по Родине осталась у меня одна радость: мои тихие думы о прошлом, о том дорогом прошлом, когда сияла несметными богатствами матушка Русь и лелеяла нас в просторах своих». Осенью 1930 года Плевицкая и бравый корниловец генерал Скоблин были завербованы советской разведкой. Это давало прославленной певице шанс вернуться домой в Россию. Утверждается, что Н. Скоблин работал одновременно на несколько стран — СССР, Германию, США, Иран. По «мемуарам» начальника внешней разведки службы безопасности бригадефюрер СС Вальтера Шелленберга якобы именно Н. Скоблин передал Рейнхарду Гейдриху некие «документы» о возможном союзе генералитетов вермахта и РККА и заговоре против Сталина, которые позднее (согласно рассказам того же В. Шелленберга) будто бы послужили основанием для возбуждения «процесса Тухачевского». Венцом агентурной карьеры Н. Скоблина стало похищение из Парижа видного деятеля белого движения, председателя Российского Общевойскового Союза (РОВС), белого генерала Евгения Миллера, который заменил на этом посту, похищенного в январе 1930 года генерала Александра Кутепова (этой операцией руководил начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ Яков Серебрянский). Миллер был доставлен в СССР и заключён в тюрьму НКВД на Лубянке, и был приговорён Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и расстрелян во внутренней тюрьме НКВД 11 мая 1939 года.
   Генералу Н. Скоблину удалось улизнуть, позже его переправили в раздираемую Гражданской войной Испанию, где в 1938 году Скоблин погиб «при невыясненных обстоятельствах». Измена генерала Скоблина потрясла всю Белую эмиграцию. Его жену, брошенную на произвол судьбы, ожидали арест и суд, на котором она до конца отрицала свою вину, тем более что прямых улик против нее не было. Тем не менее, судебный приговор оказался жестким — 20 лет каторги. Президент Франции Альбер Лебрен отказался её помиловать. За свою бурную жизнь, полную головокружительных взлетов и падений, великая русская певица Надежда Плевицкая побывала во множестве ролей — послушницы в монастыре, скромной хористки, танцовщицы, кафешантанной примадонны, сестры милосердия, «боевой подруги», киноактрисы, генеральши и даже шпионки. А ее последними «подмостками» стала французская женская тюрьма. Надежда Васильевна Плевицкая умерла 5 октября 1940 года в женской тюрьме в Ренне. Франция к тому времени уже была оккупирована фашистами и никому не было дела до смерти русской эмигрантки.

Николай Гумилёв — «Как дважды два, ясен и, как дважды два, неинтересен»

«Как дважды два, ясен и, как дважды два, неинтересен»

Gumilev   Поэт Серебряного века, создатель школы акмеизма, переводчик, литературный критик Николай Степанович Гумилёв (1886-1921) родился в дворянской семье кронштадтского корабельного врача. Своё первое четверостишие про прекрасную Ниагару будущий поэт написал в шесть лет. В 1905 году на средства родителей была издана первая книга его стихов «Путь конквистадоров». Этот сборник удостоил своей отдельной рецензией Брюсов В 1906 году Гумилёв уехал учиться в Сорбонну, много путешествовал. В 1908 году он вернулся в Россию, в том же году в Париже в издании автора, вышел второй сборник стихов Гумилева — «Романтические стихи», посвященный Анне Горенко. С 1910 года Н. Гумилев учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Осенью 1911 году Гумилёвым и Городецким создается «Цех поэтов» (просуществовал до 1914 года), в который, кроме Гумилёва, входили Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут, Сергей Городецкий, Елизавета Кузьмина-Караваева (будущая «Мать Мария»), Зенкевич и др. В это время символизм переживал кризис, который молодые поэты стремились преодолеть. В 1912 году Гумилёв заявил о появлении нового художественного течения — акмеизма, в которое оказались включены члены «Цеха поэтов». Акмеизм провозглашал материальность, предметность тематики и образов, точность слова.
   В начале Первой мировой войны Гумилев поступает добровольцем в уланский полк и заслуживает за храбрость два Георгиевских креста. Н. Гумилев присутствовал на церемонии вступления С. Есенина в общество «Страда». Оба поэта были заявлены среди участников журнала «Северные записки» (1915, № 10). По воспоминаниям Г. Адамовича, о начинающем поэте С. Есенине Н. Гумилев высказался холодно: «Как дважды два, ясен и, как дважды два, неинтересен».
   Встреча С. Есенина и Н. Гумилева состоялась 25 декабря 1915 года. С. Есенин и Н. Клюев посетили в Царском Селе квартиру Н. Гумилева и А. Ахматовой. С. Есенин читал стихи. Н. Гумилев подарил ему сборник «Чужое небо» с надписью: «Сергею Александровичу Есенину. Память встречи. Н. Гумилев. 25 декабря 1915 г.» Несмотря на войну Гумилев печатает сборники «Колчан» (1916), «Костер» (1918). Он был первоклассным переводчиком и опубликовал полный стихотворный перевод книги Т. Готье «Эмали и камеи» (1914), названный «чудом перевоплощения». В объявленном в феврале 1919 года «Вечере поэтов» в петроградском кафе «Привал комедиантов» среди участников были заявлены Н. Гумилев и С. Есенин, но ни Есенин, ни Гумилев на вечере не были. В списке членов Всероссийского профессионального союза поэтов Н. Гумилев был указан акмеистом. Поэты больше не встречались. С. Есенин знал о непризнании его поэзии со стороны акмеистов.
   В Берлине при встрече с Г. Ивановым он говорил: «А признайтесь, — противным я был вам, петербуржцам. И вам, и Гумилеву, и этой осе Ахматовой». С. Есенин при встрече с поэтессой Ириной Одоевцовой также резко отозвался о Н. Гумилеве: «А сначала все, кроме Блока и Городецкого, меня в штыки приняли. Особенно это, воронье пугало: Гумилев. Холодом обдавали. Заморозить хотели». Некоторые исследователи указывают на совпадение концепции Есенина, на более глубоком уровне, с идеями акмеистов, отмечают схожесть отдельных поэтических мотивов в стихах Есенина и Гумилева. В январе 1921 года Гумилев был избран председателем Петроградского отделения Союза поэтов. В этом же году выходит последняя книга — «Огненный столп». С весны 1921 года Гумилёв руководил студией «Звучащая раковина», где делился опытом и знаниями с молодыми поэтами, читал лекции по поэтике. Николай Гумилёв был не только поэтом, но и одним из крупнейших исследователей Африки. Он совершил несколько экспедиций по восточной и северо-восточной Африке (Египет, Абиссиния, Сомали) и привёз в Музей антропологии и этнографии (Кунсткамеру) в Санкт-Петербурге богатейшую коллекцию.
   3 августа 1921 года Гумилев был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. 24 августа было издано постановление Петроградской Губчека о расстреле 61 человека за участие в так называемом «Таганцевском заговоре», среди приговоренных был и Н. Гумилев. Дата, место расстрела и захоронения Николая Степановича Гумилёва неизвестны.

Валентин Катаев — «Мой милый друг, полна моя душа. Любви к тебе, пленительный Есенин»

«Мой милый друг, полна моя душа. Любви к тебе, пленительный Есенин»

Kataev   Писатель, прозаик, журналист, драматург, поэт, сценарист Валентин Петрович Катаев (1897-1986) родился в Одессе в семье преподавателя епархиального училища. Первой публикацией Катаева стало стихотворение «Осень», напечатанное в 1910 году в газете «Одесский вестник» — официальном органе одесского отделения Союза русского народа. В ближайшие два года в «Одесском вестнике» было опубликовано более 25 стихотворений Катаева. Печатался также в «Южной мысли», «Одесском листке», «Пробуждении», «Лукоморье» и др. В 1915 году, не окончив гимназии, пошел добровольцем на фронт. Начал службу под Сморгонью рядовым на артиллерийской батарее. Награждён двумя Георгиевскими крестами и орденом Святой Анны IV степени с надписью «За храбрость», произведен в подпоручики и пожалован титулом личного, не передающегося по наследству дворянства, был дважды ранен, отравлен газами. На фронте Катаев не оставляет занятия литературным творчеством. Единственным и главным своим учителем среди писателей-современников Катаев считал Ивана Бунина. Сам Иван Бунин в 1919 году так писал о своём ученике: «Был Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За 100 тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…». Одесса в течение 1917-1919 годов года несколько раз переходила из рук в руки, иногда бои шли прямо на улицах города Летом 1917 года, после ранения в провальном «керенском» наступлении на Румынском фронте, был помещён в госпиталь в родной Одессе. Здесь его и застали Октябрьская революция, а потом и Гражданская война.
   В 1918 году, после излечения в госпитале в Одессе, Катаев вступил в Вооружённые силы гетмана Украины, генерала Павла Скоропадского. После падения гетмана в декабре 1918 года, Катаев в марте 1919 года записался добровольцем в белую Добровольческую армию генерала А.И. Деникина. в чине подпоручика. Он служил артиллерийским офицером на лёгком бронепоезде «Новороссия» Вооружённых сил Юга России В белых рядах Катаев быстро рос в чинах. Эту кампанию Катаев окончил, вероятнее всего, в чине поручика или штабс-капитана. В то время Катаев написал стихотворение:

Что мне Англия, Польша и Франция!
Пули, войте и, ветер, вей.
Надоело мотаться по станциям
В бронированной башне своей.
Что мне белое, синее, алое, —
Если ночью в несметных звездах
Пламена полноты небывалые
Голубеют в спиртовых снегах.
Ни крестом, ни рубахой фланелевой
Вам свободы моей не купить.
Надоело деревни расстреливать
И в упор водокачки громить.

   В самом начале 1920 года, ещё до начала белого отступления, Катаев заболел сыпным тифом в Жмеринке и был эвакуирован в одесский госпиталь. К середине февраля 1920 года Катаев излечился от тифа. Красные к тому времени заняли Одессу, и выздоровевший Катаев подключился к подпольному офицерскому заговору, целью которого была подготовка встречи вероятного десанта из Крыма Русской армии Врангеля. ЧК вела группу несколько недель и затем арестовала её участников, в том числе и Катаева. Его спасла фантастическая случайность, в одесскую ЧК приехал чекист Яков Бельский, ставший начальником губернской разведки и уполномоченным по борьбе с контрреволюцией. Он запомнил Катаева по выступлениям на литературных встречах одесского общества поэтов. В сентябре 1920 года после полугода заключения в тюрьме Валентин Катаев и его брат, будущий писатель Евгений Катаев (Петров), из неё вышли, остальные заговорщики были расстреляны глубокой осенью 1920 года. Аналогичные сведения приводит в мемуарах и сын Валентина Катаева писатель Павел Катаев. Валентин Катаев не стал больше испытывать судьбу. Он отошёл от политики и в самом начале 1921 года срочно выехал из Одессы в Харьков, куда прибыл уже в качестве верного советской власти журналиста. Возвратившись в Одессу, В. Катаев работал в ЮгРОСТА, посещал различные литературные кружки и объединения. Сблизился с Ю. Олешей, Э. Багрицким, вместе с которыми сочинял агитационные тексты для плакатов.
   С 1922 года жил в Москве, являлся постоянным сотрудником газеты «Гудок, печатал юморески и фельетоны в «Правде», «Рабочей газете» и «Труде». Имя В. Катаева С. Есенину впервые встретилось в декабре 1915 года в журнале «Весь мир», в котором были опубликованы стихотворения А. Коринфского, В. Катаева, С. Есенина и др. В мае 1924 года Катаев вместе с Есениным и другими литераторами подписал обращение в Отдел печати ЦК РКП(б), в котором говорилось: «Мы считаем, что пути современной русской литературы, — а стало быть, и наши, — связаны с путями Советской послеоктябрьской Россией». О сложившихся взаимоотношения между Есениным и Катаевым последний написал в романе «Алмазный мой венец», впервые напечатанный в журнале «Новый мир» (1978, № 6), где вывел многих своих знаменитых современников под зашифрованными прозвищами-масками. По мнению многих известных литературоведов, достоверность многих фактов, посвященных взаимоотношениям Катаева с Есенина, весьма сомнительна. Создается впечатление, что их шапочное знакомство (об этом говорили и их современники) под пером мемуариста сознательно преображено в закадычную дружбу. В этом труде Катаева граница между «истинными происшествиями», описанными автором и «свободным полетом» его фантазии размыта. Так факт дарения Катаеву 2 или 3 книг с автографами Есенина не подтверждён документально, эти книги не сохранились.
   Известен факт того, что осенью 1925 года С. Есенин, В. Катаев и Э. Багрицкий в Москве устроили шуточное стихотворное соревнование на тему «Пушкин». Багрицкий со слов Катаева написал сонет, текст его не известен, не запомнил его и Катаев. Зато сохранился автограф сонета самого Катаева под названием «Разговор с Пушкиным»:

Когда закат пивною жижей вспенен
И денег нету больше ни шиша,
Мой милый друг, полна моя душа
Любви к тебе, пленительный Есенин.

Сонет, как жизнь, суров и неизменен,
Нельзя прожить, сонетов не пиша.
И наша жизнь тепла и хороша,
И груз души, как бремя звезд — бесценен.

Нам не поверили в пивной в кредит,
Но этот вздор нам вовсе не вредит.
Доверье… Пиво… Жалкие игрушки.
Сам Пушкин нас благословляет днесь:
Сергей и Валентин и Эдуард — вы здесь?
— Мы здесь! — Привет. Я с вами вечно.
Пушкин.

   Сергей Есенин в ответ написал частушку:

Пил я водку, пил я виски,
Только жаль, без вас, Быстрицкий.

Нам не нужно адов, раев,
Только б Валя жил Катаев.

Потому нам близок Саша,
Что судьба его как наша.

   В. Катаев писал о С. Есенине: «При последних словах он встал со слезами на голубых глазах, показал рукой на склоненную голову Пушкина и поклонился ему низким русским поклоном». В этом экспромте Есенин допустил описку, написав «Быстрицкий» вместо «Багрицкий», так среди участников шуточного стихотворного соревнования был поэт Эдуард Багрицкий, а не некий Быстрицкий. Оба автографа и Есенина и Багрицкого были написаны на обложке журнала «Жизнь», он не сохранился, на что Катаев пишет: «Я вообще никогда не придавал значения документам. Но поверьте мне на слово». Катаев утверждает, что он познакомил Есенина с Багрицким. Но это далеко не так. «Через год, весной 1925 года, я встретился с Багрицким на Советской площади. Рядом, на углу, была пивная. Тут мы увидели Сергея Есенина, я познакомил Есенина с Багрицким». Эти строки принадлежат Виктору Шкловскому, который много раз в разные годы встречался с Есениным, начиная с первой встречи, когда Есенин впервые появился Петрограде. Даже Евгений Евтушенко, с уважением относящийся к творчеству Катаева, счёл «плодом безудержно щедрой фантазии» Катаева тот эпизод романа «Алмазный мой венец», где описана пьяная драка Катаева и Есенина в квартире Николая Асеева. Сам Асеев описывал этот случай совсем по-другому, у него Есенин дрался с человеком под прозвищем «соратник», а отнюдь не с Катаевым. Видно, очень хотелось Катаеву прославиться дракой с гением.
   Исследователь из Ташкента С.И. Зинин писал в биографическом справочнике «С.А. Есенин и его окружение»: «По мнению исследователей, В. Катаев умело пользовался целым арсеналом уловок, способных преобразить реальные факты почти до неузнаваемости, превращая отрывки чужих мемуаров в подсобный материал для своего собственного текста. При этом наблюдается резкое смещение акцентов и психологических мотивировок при описании тех или иных событий, а также сознательное умолчание о тех обстоятельствах, которые препятствовали автору «Алмазного венца» показывать читателю прошлое в нужном ему, автору, свете. Самый невинный и бесхитростный из перечисленных приемов — это опора на чужие воспоминания: никак не оговариваемая подмена собственного взгляда на людей и их поступки взглядом другого человека. Например, Есенин-«королевич» просит Катаева отвести его к Маяковскому. Факт этот, по всей видимости, позаимствован из мемуарного очерка Бориса Пастернака «Люди и положения» (1956-1957). Пастернак писал: «Есенин в период недовольства имажинизмом просил меня помирить и свести его с Маяковским, полагая, что я наиболее подхожу для этой цели». А вот как пишет В. Катаев: «…Королевич …загнал меня в угол и вдруг неожиданно стал просить помирить его с «Командором» (т.е. Маяковским)».
   Зинин продолжал: «Вкусное» катаевское изображение угощения в московской пивной, куда они пришли вместе с Есениным и Багрицким, без сомнения, написано под влиянием фрагмента мемуаров С. Гехта, где описан аналогичный поход в пивную Есенина, Гехта и Бабеля. В некоторых случаях В. Катаев в «Алмазном венце», используя мемуарные материалы других авторов, пытается отретушировать прошлое, в том числе и свое собственное поведение. Правда, В. Катаев в своем романе предупреждает: «Умоляю читателей не воспринимать мою работу как мемуары. Терпеть не могу мемуаров», но это не спасало его от разоблачений и объективной критики». Когда Сергей Есенин ушёл из жизни, то «лучший его друг» (каковым себя считал Катаев) не пришёл с ним проститься. Писатель Эмилий Миндлин в книге воспоминаний «Необыкновенные собеседники» писал: «В слякотный зимний день по длиннейшей аллее от Дворца Союзов к Солянке мы шли втроём — Валентин Катаев, Юрий Олеша и я. Шли и говорили о вчерашних похоронах Сергея Есенина. Никто из нас не был на похоронах. Ходила на похороны жена Олеши, и со слов жены он рассказывал нам о толпах народа, двигавшегося за гробом поэта».
   Юрий Юшкин точно сказал о фальсификате Катаева: «Видимо, он для того чтобы остаться в веках, решил попытаться цветущее дерево русской литературы, его зелёные ветки сделать черными и похожими на скелеты. В этом он сам признался в интервью «Советской культуре» … Конечно, этот «венец» не перевернёт истории русской литературы — дерево останется зелёным и Зощенко останется Зощенко, а Есенин — Есениным. Но печально читать это произведение писателя, достигшего мудрого возраста Льва Толстого». Во время Великой отечественной войны Валентин Катаев был военным корреспондентом газет «Правда» и «Красная звезда» писал очерки, рассказы, публицистические статьи. Впечатления военного времени отразились и в его повести «Сын полка», написанной в конце войны, накануне победы. За эту книгу, повествующую о судьбе мальчика-сироты, усыновленного боевым полком, он в 1946 году получил Сталинскую премию. Катаев был основателем и главным редактором журнала «Юность» в 1955-1961 годах. В 1979 году в «Новом мире» появилась повесть Катаева «Уже написан Вертер», которая вызвала большой скандал. В повести, когда ему уже было восемьдесят три года, он открыл тайну о своем участии в белом движении и аресте.
   Герой Социалистического Труда В.П. Катаев умер 12 апреля 1986 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Аристарх Лентулов — «Великой Лентулиаде»

«Великой Лентулиаде»

Lentulov   Живописец и театральный художник Аристарх Васильевич Лентулов (1882-1943) родился в селе Черная Пятина Нижнеломовского уезда Пензенской губернии в семье сельского священника. Отец рано умер, мать хотела, чтобы Аристарх пошёл по отцовским стопам, и отправила ребенка учиться в духовное училище. Однако в возрасте 16 лет будущий художник сбежал из семинарии, чтобы посвятить жизнь искусству. Учился в художественных училищах Пензы и Киева (1897-1903). Его способности вскоре были замечены самим Александром Бенуа, он писал: «Картины его поют и веселят душу, нужно ценить и лелеять его ясный и радостный талант». Лентулов в 1910 году был одним из организаторов объединения «Бубновый валет» — группы московских художников, творивших в духе кубизма. Единомышленников Лентулов нашёл в лице И. Машкова, П. Кончаловского, Р. Фалька, М. Ларионова и А. Куприна. Молодые художники отвергали реалистическую традицию XIX столетия, академизм и салонную живопись. Излюбленным жанром «валетов» стал натюрморт, а наиболее часто изображаемым объектом — поднос. Именно бубновалетцы первыми отвесили пощёчину общественному вкусу. «Бубновый валет» просуществовал всего лишь без малого шесть лет. В том же 1910 году, окрылённый первыми успехами, Лентулов решил продолжить учёбу в Париже и поступил в прогрессивистскую Академию живописи Ла Палетт, которую возглавляли кубисты Ж. Метценже и Ле Факонье. Там он познакомился с членами многонационального авангардистского объединения «Пюто»: Ф. Леже, Р. Делоне, Ф. Пикабиа, Ф. Купкой и др.
   Впитав в себя новейшие течения западноевропейского искусства — от сезаннизма до фовизма и кубизма —, художник вернулся на родину с идеей создания собственного, национального варианта авангардизма. Лентулов стремился к ниспровержению всяческих авторитетов, желал утвердить новые пути в живописи и затмить парижских художников… «Наш авангард будет покруче. Мы — бунтовщики!» — гордо заявлял мастер. Один из своих футуристических автопортретов художник подписал: «Великий русский живописец». Стремясь подчеркнуть уникальность и самобытность русского авангарда, Лентулов обратился к древнерусской тематике. Тонкий колорист и изобретательный стилист, он всегда тяготел к декоративности, посему старинные лубок и иконопись стали для него неисчерпаемым источником вдохновения. Современники считали Лентулова самым смелым и отчаянным экспериментатором. Александр Бенуа, рассуждая о творчестве молодых художников, пророчески заявил: «Нынешние страшилы со временем станут классиками». Во время Первой мировой войны началось плодотворное сотрудничество Лентулова с издательством «Сегодняшний лубок», выпускавшим лубки военной и левой тематики. Работа свела его с В. Маяковским и К. Малевичем. Художник принялся за исполнение эскизов декораций к трагедии «Владимир Маяковский», которая так и не была поставлена на сцене. Однако этот заказ позволил Лентулову открыть новую грань своего таланта — таланта художника-оформителя, который в полно мере проявится чуть позже, уже после Октябрьской революции.
   Он также исполнил декорации для «Виндзорских проказниц» — шекспировской постановки режиссёра Александра Таирова. После Октябрьской революции Лентулов работал преподавателем в Строгановском училище, руководил живописной мастерской во ВХУТЕМАСе и Первых свободных государственных художественных мастерских.
   С. Есенин познакомился с художником в феврале 1919 года. Любовь к народному искусству сблизили поэта и художника. На несохранившейся подаренной книге, по воспоминаниям жены художника, С. Есенин написал: «Великой Лентулиаде». Дочь художника, М.А. Лентулова, вспоминала: «Не знаю достоверно, бывал ли у нас Есенин, но знаком с ним отец был хорошо, и не раз они встречались в обществе… Стихи его отец знал наизусть и любил их читать». Еще в 1919 году А. Лентулов оформлял обложку поэтического сборника «Явь», в котором была опубликована поэма С. Есенина «Преображение». На обложке художник изобразил рабочих, выходящих из заводских ворот с революционными красными знаменами. В 1921 году С. Есенин на «Треряднице» написал: «Аристарху Васильевичу Лентулову. В знак приязни. С. Есенин. 1921». Книга хранилась у дочери художника Марианны Лентуловой. В настоящее время местонахождение её неизвестно.
   Аристарх Васильевич Лентулов скончался 15 апреля 1943 года в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Хаим Бялик — «Больше ничего не хочет во мне видеть — только то, что я молод?»

«Больше ничего не хочет во мне видеть — только то, что я молод?»

Bjalik   Классик еврейской поэзии Хаим Нахман (Хаим Иосифович) Бялик (1873-1934) родился на хуторе Рады около Житомира Волынской губернии Российской империи в семье лесника. После смерти отца Ицхак-Иосефа с 1880 по 1890 годы жил в Житомире в доме деда Якова-Мойше Бялика, толкователя Талмуда. В 17 лет уехал в Одессу в надежде издать свои стихи. Писал в основном на иврите. Полгода прожил в нищете, но после знакомства с писателем И. Равницким, которому понравилось стихотворение Бялика «К ласточке», начал публиковаться и был принят в литературную среду Одессы. В 1893 году после смерти деда возвратился в Житомир, где женился, вместе с тестем начал вести предпринимательскую деятельность, занимаясь при этом и литературным творчеством, но через несколько лет окончательно переехал в Одессу. Здесь стал одним из соучредителей издательства «Мория». В 1902 году вышел первый сборник стихов Бялика. Сочинённая после кишинёвского погрома 1903 года поэма «Сказание о погроме» («В городе резни») сделала его одним из наиболее известных еврейских поэтов своего времени. Бялик участвовал в Сионистских конгрессах 1907 и 1913 годов. Хаим Бялик — классик мировой литературы, его произведения переведены более чем на 30 языков. Он один из создателей современного литературного иврита, и его значение для еврейской литературы сравнивают со значением Пушкина для русской литературы, Бялик — признанный национальный гений, он переводил на иврит произведения Шекспира, Сервантеса, Шиллера. Он стал также одним из основоположников детской литературы на иврите.
   Познакомился Бялик с Есениным в марте-апреле 1921 года в Москве. О встрече поэтов рассказал в воспоминаниях «Из книги о Есенине» поэт, сатирик и фельетонист Эмиль Кроткий (Э.Я. Герман). Более подробно о единственной встрече Х. Бялика и С. Есенина писала гражданская жена С. Есенина Надежда Вольпин в книге «Свидание с другом». Она писала: «Лика Стырская (жена Э. Кроткого — Э.Г.) подает его как именинный пирог… Что-то не клюет, хотя она чуть не каждого настойчиво зазывает знакомиться. Кто стесняется, а кто… прочно забыл о еврейском поэте, чей взлет — в двенадцатом году? — так пламенно приветствовал Горький! …Итак, сижу я, терзаюсь желанием расспросить Бялика, как он мыслит дальше писать, для какого читателя, на каком языке. И тут Стырской удалось залучить к нашему столику Есенина. Церемонно представляет их — мол, знакомьтесь и оцените друг друга. Но… блин вышел комом. Не приподнявшись со стула, Бялик через стол протягивает руку стоящему перед ним Есенину и произносит медленно, как будто на чужом полузнакомом языке: «Приятно видеть молодого человека». Сергей учтиво и холодно, с полупоклоном, скрывая, как мне показалось, усмешку: «Приятно видеть пожилого человека». И сразу же отвернулся, отошел во второй зал, взглядом приглашая и меня последовать за ним. В обиде за Бялика я остаюсь с ним и Стырской до прихода её мужа, Эммануила Германа. Потом объясняюсь с Сергеем, укоряю — ведь как-никак Бялик у нас гость, у москвичей… Сергей сердито отводит мой укор: «А сам он? Больше ничего не хочет во мне видеть — только то, что я молод? Знаю давно: Есенин бывает порою как-то странно, настороженно обидчив. И все же я удивлена его ответом. Мне тогда не пришло на ум, что здесь к обиде примешалась, может быть, и неосознанная ревность — нет, не из-за меня, а вообще к тому значению, какое его, Сергея, личные друзья — и Стырская, и Эмиль, и я — придают появлению среди нас приезжего поэта. Признанного поэта, венчанного славой. Превознесенного Максимом Горьким!»
   Патриарх советской литературы Максим Горький писал о еврейском поэте: «Для меня Бялик — великий поэт, редкое и совершенное воплощение духа своего народа». Бялик был женат на Мане Авербух. Мужем её сестры был советский военачальник, государственный и партийный деятель, армейский комиссар 1-го ранга Ян Гамарник. В 1921 году по ходатайству Максима Горького, с личного разрешения В.И. Ленина, Бялик вместе с группой еврейских писателей покинул Советский Союз. После четырехлетнего пребывания в Берлине, где он развил широкую издательскую деятельность, Бялик приехал в Эрец-Исраэль и поселился в Тель-Авиве. Здесь он сразу же становится центральной фигурой в культурной жизни страны. В доме Бялика еженедельно происходил культурно-просветительский симпозиум, получивший название «Онег шаббат» («Субботнее наслаждение»). Бялик принимал активное участие в работе крупных культурных учреждений: Еврейского университета в Иерусалиме, Художественного музея в Тель-Авиве, театра «Хабима», Союза писателей, пишущих на иврите и их ежемесячного печатного органа «Мознаим». Бялик принимает участие в Сионистских конгрессах (1921, 1931), совершает турне по США (1926) и по ряду стран Европы (1931). В 1934 году Бялик поехал лечиться в Вену, но после неудачной операции скончался 4 июля 1934 года (21-го таммуза 5694 года), похоронен в Тель-Авиве. В память поэта назван город. В каждом городе Израиля есть улица его имени. Дом Бялика на улице его имени превращен в музей, в котором собраны все его произведения, письма, книги и другие материалы, касающиеся его жизни и творчества. На родине Бялика, которую он называл «родимый мой край, колыбельная пристань», сохранился домик его деда.

Георгий Гребенщиков — «Что у вас голубая кровь? Ведь вы же наш брат, Ерема»

«Что у вас голубая кровь? Ведь вы же наш брат, Ерема»

Grebenchikov   Писатель, критик, общественный деятель Георгий Дмитриевич Гребенщиков (1883-1964) родился в селе Николаевский рудник на Алтае в семье горнорабочего. В 1894 году, не закончив начальной школы, начал самостоятельную жизнь, работал сапожником, санитаром, писарем Перепробовав множество профессий, занялся журналистикой. Первые литературные опыты относятся к 1905 году. В 1906 году выходит сборник рассказов и очерков «Отголоски сибирских окраин». С 1909 года ответственный секретарь журнала «Молодая Сибирь», поступает вольнослушателем в Томский университет. Крупнейшим событием в биографии Гребенщикова были его поездки в 1910-1911 годах на Алтай с целью бытовых и этнографических наблюдений. С 1911 года он выступает с докладами и статьями о путешествиях по Алтаю. Затем эти исторические и этнографические заметки были опубликованы под названием «Алтайская Русь». Весной 1912 году становится редактором барнаульской газеты «Жизнь Алтая». В 1913-1914 годах он создает ряд значительных произведений, в том числе и «Ханство Батырбека».
   С. Есенин познакомился с Г. Гребенщиковым в 1915 году, он вспоминал: «Помню вечер в Петербурге у культурнейшего джентльмена Евг. Ив. Замятина читал Клюев… После него начал читать Сережа. В ту пору у него была в ходу чудесная поэма о св. Микуле, который бродит по Руси и помогает в мужичьей доле… Поэма была полна религиозного чувства, но Сережа из особого ухарства читал ее с папироскою в зубах. Грешным делом, я еще тогда подумал, что в душе юного поэта нет основного начала для поэзии — нет той духовной чистоты и радости, которая озаряет жизнь всякого настоящего художника и ведет его к вершинам совершенства».
   С начала 1916 года находится в действующей армии, начальник Сибирского санитарного отряда. В московских «Русских ведомостях» публикуются его репортажи и корреспонденции с фронта. В 1917 году завершил первую часть своего главного произведения — романа «Чураевы», в котором нашли отражение волновавшие писателя религиозно-нравственные проблемы. Социалистическую революцию в России писатель не принял, хотя однозначно об этом не высказывался. После революции Г. Гребенщиков вместе с С. Есениным входил в инициативную группу крестьянских писателей в Пролеткульте. С. Есенин знал произведения Г. Гребенщикова, но считал, что Вс. Иванов «дал Сибирь по другому рисунку». В 1920 году уехал из страны вместе с покидающими Крым войсками Врангеля. Жил сначала во Франции, в Париже был тесно знаком с Н. Рерихом, Ф. Шаляпиным и К. Бальмонтом. В 1923 году совместно с Н.К. Рерихом создал книжное издательство «Алатас». С 1924 года жил в США. Работал над многотомным романом-эпопеей «Чураевы». С Есениным встречался в 1922 году в Берлине. Подарил поэту свой роман «Чураевы» с надписью: «На память о наших выступлениях в России», по потом испугался, что эту дарственную надпись могут истолковать превратно, в письме С. Есенину просил вырвать из книги этот лист. С. Есенин отказался это делать и стал упрекать Г. Гребенщикова: «Почему вы не в России? Что у вас голубая кровь? Ведь вы же наш брат, Ерема!».
   Г. Гребенщиков в нью-йоркском журнале «Зарница» (1926) в очерке «Сережа Есенин» пытался объяснить смерть Есенина: «У Сережи умерла душа еще в ранней юности. А без души нельзя жить, в особенности в России. Она сказалась в нем в самые последние годы, когда он разбитый и постаревший на сто лет, вернулся в родную деревню… Но душа его была уже так изранена, так бескрыла, что не могла найти себе угла на всем пространстве великой Руси. Если кто виновен в его смерти это только русское деревенское хулиганство XX века — и потому мне жаль в погибшем во цвете лет Сереже не только огромного поэта, но и всю великую, молодую Россию, в которой так тяжело вырастать и выбиваться настоящему большому дарованию. Сколько великих Есениных во всех областях искусств погибает в необъятных сумрачных просторах Руси? Но о них никто даже и не слышит… И вот явился, вспыхнул метеором один из них, крикнул отчаянным и страшным голосом и упал кровавым комком… И только очень немногие, сильные волей и верой во что-то светлое, выходят оттуда победителями. На этих можно положиться. За этими пойдет молодая Россия, а также не забудет и безвременные жертвы великих сердец, сраженных прекрасными порывами из тысячелетней тьмы. Слеза моя над прахом брата моего крестьянина Сережи Есенина будет ручательством того, что в пантеоне будущих радостей России — все радости и скорби белокурого Сережи зацветут благоуханными цветами и ним не зарастет народная тропа».
   В 1930-е годы Гребенщиков — один из духовных лидеров русской эмиграции в Америке. Вел переписку с А. Куприным, И. Буниным, Н. Рубакиным, представителями династии Романовых. Много внимания уделял пропаганде русской культуры, говоря о её вкладе в духовную культуру Запада. В конце 30-х переселился во Флориду, в Лейкленде преподавал русскую литературу в университете. Во время Второй мировой войны занимал патриотические позиции. Последняя книга — повесть «Егоркина жизнь», где нашли отражение впечатления об алтайском детстве писателя. Ностальгия владела им до конца дней. Он писал: «Когда я вспоминаю о своей Родине, то мои мысли о ней складываются как псалом».
   Умер Георгий Дмитриевич Гребенщиков 11 января 1964 года, похоронен на кладбище Лейкленда США).

Рюрик Ивнев — «Гори, но не сгорай дотла»

«Гори, но не сгорай дотла»

Ivnev 20 e   Поэт, прозаик, переводчик и драматург Рюрик Ивнев (настоящее имя Михаил Александрович Ковалёв) (1891-1981) родился в Тифлисе в дворянской семье военного юриста. В 1908 году окончил кадетский корпус. Поступил в Петербургский университет, но диплом юриста получил в 1914 году на юридическом факультете Московского университета. Участвовал в работе литературного кружка Петербургского университета. Выступал в печати с 1909 года. Стихи, показанные А. Блоку, получили суровую оценку и совет не печататься «ни в коем случае». В 1910-х годах Ивнев входил в московскую футуристическую группу «Мезонин поэзии». В 1913 году издал первый сборник «Самосожжение», в котором лирический герой одержим идеей вины и покаяния. В 1915-1917 годах служил в Канцелярии государственного контроля в Петрограде. Выступал на поэтических вечерах, печатался в футуристических изданиях Москвы. Посещает салоны, знакомится с М. Горьким, Г. Ивановым, Г. Адамовичем, М. Кузминым, который считал Ивнева «за самого талантливого из молодых поэтов». После победы Октябрьской революции Р. Ивнев был одним из трех поэтов (двое других — Блок и Маяковский), откликнувшихся на призыв новой власти о сотрудничестве. В первые дни Октябрьской революции Р. Ивнев явился к А. Луначарскому «с предложением своих услуг по немедленному налаживанию связи между советской властью и лучшей частью интеллигенции».
   Ивнев активно выступает на страницах советских газет, сотрудничает с газетой «Известия ВЦИК», принимает участие в работе IV Чрезвычайного съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов. В Москве Р. Ивнев сближается с поэтами-имажинистами. В «Автобиографии» 1923 года С. Есенин писал: «В Москве 18 года встретился с Мариенгофом, Шершеневичем и Ивневым. Назревшая потребность в проведении в жизнь силы образа натолкнула нас на необходимость опубликования манифеста имажинистов». В январе 1919 года подпись Р. Ивнева появилась под «Декларацией» имажинистов — первым манифестом этой группы. Вскоре (в марте того же года) Ивнев вышел из её состава, вернулся в группу в декабре 1920 года и оставался её членом вплоть до распада имажинистского объединения в 1927 году. В 1919 году Ивнев был командирован на юг в качестве заведующего оргбюро агитпоезда имени А.В. Луначарского. Посещает Украину и Грузию. Вернувшись в Москву, в 1921 году возглавляет Всероссийский союз поэтов. Дружба Есенина с Рюриком Ивневым, во многом была основана на общей любви к поэзии, к мастерам поэтического слова. Р. Ивнев встретился с С. Есениным 26 марта 1915 года на поэтическом вечере Игоря Северянина в Александровском зале Городской Думы.
   Р. Ивнев вспоминал: «В антракте подходит ко мне юноша, почти мальчик, одетый скромно, но вполне прилично. «Я — Есенин», — говорит он, — я тоже пишу стихи». Я попросил его почитать стихи… Я никогда не забуду того первого впечатления. Не помню теперь, какие именно стихи он читал, но, может быть, отчасти потому, что я ждал вялых, скучных и плохих строк, я был потрясен — в полном смысле этого слова — той травяной свежестью, которой пахнуло мне прямо в лицо в этом душном зале Городской Думы, где читались нараспев стихи приторные, насквозь просахаренные и никому не нужные. Помню, я сейчас же подозвал кого-то из друзей и попросил Есенина прочесть еще раз то, что он читал мне. Есенин охотно согласился. И на моего приятеля они произвели также чрезвычайно сильное впечатление. Мы поняли, что перед нами большой поэт». Анатолий Мариенгоф в статье «Воспоминание о Есенине» об этой встрече привел рассказ С. Есенина: «Рюрик Ивнев… к нему я, правда, первому из поэтов подошел — скосил он на меня, помню, лорнет, и не успел я еще стишка в двенадцать строк прочесть, а уж он тоненьким таким голосочком: «Ах, как замечательно! Ах, как прекрасно! Ах…» — и, ухватив меня под ручку, поволок от знаменитости к знаменитости, свои «ахи» расточая тоненьким голосом. Сам же я — скромного, можно сказать, скромнее. От каждой похвалы краснею, как девушка, и в глаза никому от робости не гляжу».
   27 марта 1915 года Р. Ивнев преподнес С. Есенину автограф своего стихотворения «Я тусклый, городской, больной…» с посвящением Сергею Есенину:

Я тусклый, городской, больной,
Изношенный, продажный, черный.
Тебя увидел, и кругом
Запахло молоком, весной,
Травой густой, листвой узорной,
Сосновым свежим ветерком.

Душа моя как на ладони,
Возьми и грязь ее сотри
Широкою рукой своей,
Будь наблюдателем агоний
Моей тускнеющей зари,
Моих невыносимых дней.
И на уродливое сердце
Слез сеном пахнущий родник
Из глаз веселых урони,
И буду я на солнце греться,
Смотря на твой румяный лик,
На Богом посланные дни.

Не отвернись с улыбкой страшной
И равнодушной от меня,
Господь тебя благословит.
Пусть, как дикарь, я разукрашен,
Я жду спасенья, жду огня,
Который ужас мой спалит.

Пусть уничтоженный, больной,
Весь в язвах и на костылях,
Но я пойду на зов кликуш,
Спаси меня своей весной,
Веди меня в свои поля,
В хлеба, в хор Божьих стройных душ.

   Это — первое из известных ныне стихотворений, посвященных Есенину. В ответ С. Есенин через два дня подарил Р. Ивневу стихотворение «Я одену тебя побирушкой…» также с посвящением Рюрику Ивневу:

Я одену тебя побирушкой,
Подпояшу оструганным лыком.
Упираяся толстою клюшкой,
Уходи ты к лесным повиликам.

У стогов из сухой боровины
Шьет русалка из листьев обновы.
У ней губы краснее малины,
Брови черные круче подковы.

Ты скажи ей: «Я странник усталый,
Равнодушный к житейским потерям».
Скинь-покинь свой армяк полинялый,
Проходи с нею к зарослям в терем.

Соберутся русалки с цветами,
Заведут под гармони гулянку
И тебя по заре с петухами
Поведут провожать на полянку.

Побредешь ты, воспрянутый духом,
Будешь зыкать прибаски на цевне
И навстречу горбатым старухам
Скинешь шапку с поклоном деревне.

   28 марта 1915 года Есенин и Ивнев присутствуют на поэтическом вечере современного искусства «Поэты — воинам» в пользу лазарета деятелей искусств в зале Дома Армии и Флота. На вечере Есенин знакомится с Владимиром Чернявским и другими молодыми петроградскими поэтами. С. Есенин, Р. Ивнев с другими поэтами читали стихи на вечеринке 30 марта 1915 года в редакции «Нового журнала для всех». В. Чернявский вспоминал о С. Есенине в 1926 году: «В таком профессиональном и знающем себе цену обществе он несколько проигрывал. Большинство смотрело на него только как на новинку и любопытное явление. Его слушали, покровительственно улыбаясь, добродушно хлопали его «коровам» и «кудлатым щенкам», идиллические члены редакции были довольны, но в кучке патентованных поэтов мелькали очень презрительные усмешки. Кончив чтение, …добросовестно отвечал на расспросы. Его готовы были снисходительно приручить… В нём светилась какая-то приемлющая внимательность ко всему, он брал тогда всё как удачу, он радовался победе и в толстых и в тоненьких журналах, тому, что голос его слышат. Он ходил как в лесу, озирался, улыбался, ни в чем еще не был уверен, но крепко верил в себя». В письме С. Есенина от 11 мая 1915 года секретарю «Нового журнала для всех» А. Добровольскому, есть фраза: «Помири моих хулителей». Возможно, эта фраза имеет отношение как раз к тем, кого В. Чернявский назвал «патентованными поэтами».
   В конце марта Р. Ивнев пишет стихотворение «Обращение (С.А. Есенину)» с первой строкой «Ты знаешь, как птицы поют…». Тогда же Рюрик Ивнев пишет письмо Сергею Есенину: «Дорогой Сережа! В четверг, в 9 часов вечера у меня соберется кое-кто из знакомых. Приходите и захватите с собой стихи… Рюрик Ивнев». Есенин читает на этом вечере свои стихи и исполняет частушки. В 1926 году В. Чернявский писал об этом вечере: «Вечер безалаберно-богемный и очень характерный. Есенину отведено было почетное место, он был «гвоздем» вечеринки». В конце марта С. Есенин, Р. Ивнев и В. Чернявский сфотографировались. Об этом В. Чернявский писал: «В конце марта Есенин снялся с двумя спутниками в плохой уличной фотографии …в пиджаке на нескладно торчащей рубахе, но уже в новой фетровой шляпе того фасона, которому он не изменил и в Париже. Сергей вышел на карточке «разбойным и веселым»… парнишкой с чертами хулигана. Та пастушья нежность, которой мы восхищались, не нашла здесь отражения».
   Летом 1915 года Рюрик Ивнев пишет стихотворение «Сергею Есенину (Письмо из Беслана)» («Прохладный ветер тучи гонит…»). 11 Декабря 1915 года Есенин встречается с Ивневым и получает в подарок его авторский сборник «Самосожжение: (Откровения): Книга 1. Лист 3». На книге начертана дарственная надпись (сохранилась частично): «…поэту Сергею Есенину от искренно и горячо любящего Ивнева 11 декабря 1915 г. СПб». 15 апреля 1916 года С. Есенин и Р. Ивнев приняли участие в «Вечере современной поэзии и музыки» в концертном зале Тенишевского училища. 13 апреля 1917 года на «Вечере свободной поэзии» С. Есенин читал «Марфу Посадницу», а Р. Ивнев свои стихотворения. Рюрик Ивнев вспоминал: «В самом начале марта 1918 года Москва была объявлена столицей нашего государства. Нарком по просвещению А.В. Луначарский назначил меня своим секретарем-корреспондентом в Москву… Таким образом, петербургский период моей жизни закончился, но встречи с Есениным возобновились, точно не вспомню через сколько месяцев, но, во всяком случае, очень скоро Есенин оказался тоже в Москве». 21 января 1919 года на дружеской встрече Есенин и Ивнев решили обменяться акростихами. Сергей Есенин написал свой единственный в жизни акростих:

Радость, как плотвица быстрая,
Юрко светит и в воде.
Руки могут церковь выстроить
И кукушке и звезде.
Кайся нивам и черемухам,—
У живущих нет грехов.
Из удачи зыбы промаха
Воют только на коров.
Не зови себя разбойником,
Если ж чист, так падай в грязь.
Верь — теленку из подойника
Улыбается карась.

   Рюрик Ивнев «объяснился» с Сергеем Есениным следующими строками:

Сурова жизнь — и все ж она
Елейно иногда нежна.
Раз навсегда уйти от зла,
Гори, но не сгорай дотла.
Есть столько радостей на свете,
Юнее будь душой, чем дети.
Едва ли это не судьба, —
Сегодня мы с тобою вместе,
Еще день, два, но с новой вестью
Нам станет тесною изба.
Игра страстей, любви и чести
Несет нам муки, может быть.
Умей же все переносить.

В 1919 году С. Есенин и Р. Ивнев часто встречаются, обсуждают друг с другом творческие планы. Р. Ивнев вспоминал: «Мы продолжали встречаться с ним каждый день. Оба мы сотрудничали в газете «Советская страна», выходившей раз в неделю, по понедельникам». В феврале 1919 года в этой газете напечатал стихотворение «Пантократор», посвящённое Рюрику Ивневу:

1
Славь, мой стих, кто ревет и бесится,
Кто хоронит тоску в плече —
Лошадиную морду месяца
Схватить за узду лучей.
Тысчи лет те же звезды славятся,
Тем же медом струится плоть.
Не молиться тебе, а лаяться
Научил ты меня, Господь.
За седины твои кудрявые,
За копейки с златых осин
Я кричу тебе: «К черту старое!» —
Непокорный разбойный сын.
И за эти щедроты теплые,
Что сочишь ты дождями в муть,
О, какими, какими метлами
Это солнце с небес стряхнуть?

2
Там, за млечными холмами,
Средь небесных тополей,
Опрокинулся над нами
Среброструйный Водолей.
Он Медведицей с лазури,
Как из бочки черпаком.
В небо вспрыгнувшая буря
Села месяцу верхом.
В вихре снится сонм умерших,
Молоко дымящий сад.
Вижу, дед мой тянет вершей
Солнце с полдня на закат.
Отче, отче, ты ли внука
Услыхал в сей скорбный срок?
Знать, недаром в сердце мукал
Издыхающий телок.

3
Кружися, кружися, кружися,
Чекань твоих дней серебро!
Я понял, что солнце из выси —
В колодезь златое ведро.
С земли на незримую сушу
Отчалить и мне суждено.
Я сам положу мою душу
На это горящее дно.
Но знаю — другими очами
Умершие чуют живых.
О, дай нам с земными ключами
Предстать у ворот золотых.
Дай с нашей овсяною волей
Засовы чугунные сбить,
С разбега по ровному полю
Заре на закорки вскочить.

4
Сойди, явись нам, красный конь!
Впрягись в земли оглобли.
Нам горьким стало молоко
Под этой ветхой кровлей.
Пролей, пролей нам над водой
Твое глухое ржанье
И колокольчиком-звездой
Холодное сиянье.
Мы радугу тебе — дугой,
Полярный круг — на сбрую.
О, вывези наш шар земной
На колею иную.
Хвостом земле ты прицепись,
С зари отчалься гривой.
За эти тучи, эту высь
Скачи к стране счастливой.
И пусть они, те, кто во мгле
Нас пьют лампадой в небе,
Увидят со своих полей.

   В дальнейших публикациях поэмы посвящение было снято автором. В 1969 году Р. Ивнев в заметке «Как Есенин посвятил мне «Пантократор» писал: «Уже первые строчки «Пантократора» меня восхитили. Я жадно слушал, что будет дальше… Когда он кончил читать, я не мог сдержать своего восторга и, как это было принято у нас, когда какое-нибудь из прочитанных стихотворений нам очень нравилось, я обнял Есенина и поцеловал. Он почувствовал, что стихотворение мне действительно понравилось, и сказал: «Ну, раз оно тебе так нравится, то я посвящаю его тебе». Через несколько дней после этого оно было опубликовано». Р. Ивнев с лёгкостью менял литературные течения, в сообщество имажинистов он входил и выходил неоднократно. Так на критическую статью литературоведа Владимира Фриче «Литературное одичание» Рюрик Ивнев написал 17 февраля 1919 года ответ в газете «Советская страна»: «Явление имажинистов слишком серьезно и слишком сильны его корни, чтобы плоды, которые ему суждено принести, пострадали от скороспелых выводов, впавших в заблуждение критиков». Но очень скоро он понял, что его взгляды на поэзию не совпадают с мнением некоторых основателей имажинизма. В газете «Советская страна» он уже писал: «…не могу, однако, отнестись одобрительно к хаотическим уклонам левого крыла имажинистов в лице молодого поэта А. Мариенгофа и отчасти неугомонного В. Шершеневича».
   В дальнейшем разногласия усилились и Р. Ивнев публично в газете «Известия ВЦИК» от 16 марта 1919 года заявил о своем выходе вследствие «полного несогласия с образом действий этой группы». В конце 1919 года С. Есенин дарит сборник «Сельский часослов» (1918) с автографом: «Рюрику Ивневу с любовью и приязнью С. Есенин. 12 дек. 19». В составляемом в марте-мае 1920 года списке членов Всероссийского профессионального союза писателей Рюрик Ивнев числился среди футуристов. 12 октября 1920 года он пишет стихотворение «Был тихий день и плыли мы в тумане…», которое посвящает С. Есенину:

Был тихий день и плыли мы в тумане.
Я от роду не видел этих мест,
В последний раз на крест взглянул в Рязани
И с этих пор я не гляжу на крест.
Тяжелый сон мне сдавливает горло
И на груди как будто море гор.
Я вижу: надо мною ночь простерла
Свой удручающий простор.

   С. Есенин и Р. Ивнев приняли участие в организации и проведении литературного вечера «Россия в грозе и буре» (6 декабря 1920 года), были заявлены участниками устного конкурса на призы за лучшие стихи, проводимого 7 декабря 1920 года Всероссийским союзом поэтов. Их стихи напечатаны в сборнике «Явь» (1919), «Автографы» (1919), «Конница бурь» (1920), «Имажинисты» (1921) «Конский сад» (1922). В 1920 году Р. Ивнев возвращается в группу имажинистов, в публикуемых статьях его нередко называют «перебежчик из лагеря футуристов». В сборнике «Имажинисты» было опубликовано его письмо: «Дорогие Сережа и Толя! Причины, заставившие меня уйти от вас в 1919 году, ныне отпали. Я снова с вами. Рюрик Ивнев. Кисловка. 3 декабря 1920. Москва». Р. Ивнев входил в Московское отделение имажинистов. 26 января 1921 года Р. Ивнев выступал в «Доме печати» вместе с другими поэтами-имажинистами в дискуссии с представителями других литературных течений. В сентябре 1921 года в издательстве «Имажинисты» выходит его небольшая книжка «Четыре выстрела в Есенина, Кусикова, Мариенгофа, Шершеневича». Необычное название книги Р. Ивнев поясняет так: «И ты, Есенин, бархатная лапка с железными коготками, как тебя, по-моему, очень удачно окрестила одна умная женщина, — и ты, великолепный и выхоленный Мариенгоф, и ты, остроглазый, умный Кусиков, — и ты, хулиганствующий Шершеневич — все вы заслуживаете воображаемых пуль, которыми я пронзаю из своего бумажного револьвера ваши бумажные сердца».
   В разделе о С. Есенине говорится о его большой любви к России: «Один ты кровью связан с Россией, и за это я люблю тебя особенно», а через несколько абзацев резюмирует: «Вот почему я люблю тебя и ненавижу в одно и то же время… Я опускаю оружие. Выстрел прозвучал. Дым рассеялся. А ты стоишь передо мной крепкий, улыбающийся, кудрявый, как будущая Россия, загадочная РСФСР, полная огня и фосфора». Р. Ивнев и С. Есенин зимой 1920-1921 годов встречаются чуть ли не ежедневно. Р. Ивнев стал работать над книгой «С. Есенин и Слово о полку Игореве», о чем было объявлено в списке книг, готовящихся в 1921 году в издательстве «Имажинисты». В конце 1920 года С. Есенин, Р. Ивнев и А. Мариенгоф добивались разрешения выехать за границу. Написали на имя А.В. Луначарского заявление, к которому приложили сопроводительное письмо о целях и задачах предполагаемой поездки в Эстонию и Латвию для пропаганды современного революционного искусства. 2 апреля 1921 года А.В. Луначарский писал дипломату Льву Карахану: «Поэты Рюрик Ивнев и Есенин просят меня похлопотать перед Вами о разрешении им поехать за границу. Со стороны Наркомпроса никаких препятствий в этой поездке нет». Поездка не состоялась. Искусствовед, художественный и литературный критик, Эрих Голлербах в статье «Русский Парнас: Заметки о современных стихослагателях», опубликованной в журнале «Вестник литературы» (1921) отмечает, что «в творчестве Есенина и Ивнева немало озорства и всяческой «маяковщины», тем не менее, это — подлинные служители Парнаса».
   Отношения С. Есенина с основными идеологами имажинизма становились из-за многих разногласий натянутыми, вскоре закончившиеся полным разрывом. 31 августа 1924 года в газете «Правда» С. Есенин совместно с И. Грузиновым опубликовали извещение о роспуске группы имажинистов: «Мы, создатели имажинизма, доводим до всеобщего сведения, что группа «Имажинисты» в доселе известном составе объявляется нами распущенной». В ответ имажинисты в 1924 году в журнале «Новый зритель» опубликовали опровержение, в котором нелестно отзывались о С. Есенине. В письме говорилось: «Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она ему была удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывавшемся от своего слова, не были уверены, как в соратнике… Есенин в нашем представлении безнадёжно болен физически и психически, и это единственное оправдание его поступков. … Таким образом «роспуск» имажинизма является лишь лишним доказательством собственной распущенности Есенина». Первыми подписали это письмо Р. Ивнев и А. Мариенгоф. Из Тифлиса 17 сентября 1924 года С. Есенин, узнав об этом письме, писал сестре Екатерине: «Что нового? Как чувствуют себя и как ведут Мариенгоф с Ивневым. Передай Савкину, что этих бездарностей я не боюсь, что бы они ни делали. Мышиными зубами горы не подточишь».
   Несмотря на разлад, С. Есенин изредка с Р. Ивневым продолжал встречаться. Р. Ивнев принимал участие в похоронах С. Есенина. В январе 1926 года он выступал с С. Городецким, А. Таировым и другими на траурном вечере в Камерном театре. Р. Ивнев в своих воспоминаниях «О Сергее Есенине» (1926) дал ему следующую характеристику: «Есенин был, несомненно, натурой исключительной. К нему нельзя было подходить с общей меркой. Он был очень умным, расчетливым, с «характером» и внутренне сухим. Многие чувства были ему совсем чужды, и то, что другие делали от сердца, он делал механически. Несмотря на это, в нем была какая-то «изюминка» очарования. Он производил обаятельное впечатление, и все, кто с ним встречались, хорошо это знают. Он же никого никогда не любил простой, согревающей человеческой любовью». К годовщине со дня смерти С. Есенина во владивостокской газете «Красное знамя» Р. Ивнев опубликовал статью «Памяти Сергея Есенина». Вместе с поэтом и драматургом Олегом Леонидовым Р. Ивнев написал драму «Есенин», которая подверглась резкой критике за схематичное раскрытие образа поэта. В 1930-1970-е годы много писал о Сергее Есенине. Р. Ивнев посвятил С. Есенину стихотворения — «Я помню Есенина в Санкт-Петербурге…», Памяти Сергея Есенина («Нам не надо памяти тревожить…»), Сергею Есенину («Знакомо все: когда-то мозг пылал…»), Твои глаза («Твои глаза, испуганные болью…»), Сыну Есенина («Сережа, друг! Как радостно и страшно…»), а также «Ты знаешь, как птицы поют…», а также стихотворение «Смотрю на кудри светлые, крутые…», написанное без даты:

Смотрю на кудри светлые, крутые
Как будто изгнанных из рая облаков.
Тот не поймет живой души России,
Кто не читал есенинских стихов.

Рязанский день я встречу у вокзала:
Мы дальше, друг мой, вместе держим путь.
Вот ты идешь — и светлый и усталый,
Блестя глазами, сгорбленный чуть-чуть.

А в час, когда пыланьем утомленный,
Ложится день, чтоб завтра утром встать,
Тебя таким притихшим и влюбленным
Душа моя хотела б созерцать.

   Стихотворение Р. Ивнева «Я помню Есенина в Санкт-Петербурге» Рюрик Ивнев написал 2 марта 1965 года:

Я помню Есенина в Санкт-Петербурге,
Внезапно поднявшегося над Невой,
Как сон, как виденье, как дикая вьюга,
С зелёной листвой и льняной головой.

Я помню осеннего Владивостока
Пропахший неистовым морем вокзал
И Павла Васильева с болью жестокой
В ещё не закрытых навеки глазах.

А годы неслись, как горячие кони,
Посевы, топча и сжигая сердца…
И вот я другие сжимаю ладони,
И юности вечной не вижу конца.

Другого поэта я слышу дыханье,
И Русь, воплотившись на миг в пастуха,
Меня осыпает, как щедрою данью,
Горячим дождём золотого стиха.

   Своё последнее стихотворение, посвящённое С. Есенину, Р. Ивнев написал осенью 1980 года в память 85-й годовщины со дня рождения поэта:

Есенина нет, но горячее сердце
Забилось сильнее при думе о нем.
Оно помогает мне снова согреться
Есенинским неугасимым огнем.

И вот, будто горечь желая рассеять
И новое солнце зажечь в облаках,
Отбросив полвека, как листик осенний,
Застрявший в петлице его пиджака,

Веселый и юный вернулся Есенин
И мне протянул новый свой акростих.
Невиданной встречей вконец потрясённый,
Над этим листком я смущенно затих.

И мне захотелось, чтоб все повторилось,
Но только без грустных начал и концов.
Чтоб новое имя пред нами забилось,
Как бьются сердца годовалых птенцов.
Чтоб было бы все не похоже на муки,
Которые в наше сознанье вошли,
Я вновь вспоминаю свиданья, разлуки
Пред тем, как навечно отплыть от земли.

   До 1931 года Ивнев активно путешествует от Закавказья до Дальнего Востока, от Германии до Японских островов, в качестве спецкора журналов «Огонёк» и «Эхо» и газеты «Известия». В 1931 году переезжает в Ленинград, где приступает к работе над автобиографическим романом «Богема». В годы Великой Отечественной войны Ивнев работает в газете «Боец РККА». В послевоенные годы активно издаются новые его сборники, как поэтические, так и прозаические. Он переводил с грузинского и осетинского языков. Последнее стихотворение Рюрик Ивнев написал за несколько часов до смерти:

Из-под ног уплывает земля, —
Это плохо и хорошо.
Это значит, что мысленно я
От нее далеко отошел.
Это значит, что сердцу в груди
Стало тесно, как в темном углу.
Это значит, что все впереди, —
Но уже на другом берегу.

   Умер Рюрик Ивнев за письменным столом за три дня до своего 90-летия. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.


Эдуард Гетманский

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика