НАППЕЛЬБАУМ Л.М. Год 1925. Двадцать восьмое декабря.
18.06.2020 18:28
|
/ 3
Год 1925. Двадцать восьмое декабря
Лев Михайлович Наппельбаум — сын выдающегося мастера художественного фотопортрета Михаила Соломоновича Наппельбаума (1869–1958), неоднократно фотографировавшего Сергея Есенина. Автор воспоминаний и его отец в числе первых прибыли в номер гостиницы «Интернационал» (бывш. «Англетер») в трагическое утро 28 декабря 1925 года. В этом ценность его воспоминаний. К сожалению, автор довольно поздно записал их и, возможно, какие-то штрихи и детали выпали из его памяти. Но и то, что вышло из-под его пера, представляет несомненный интерес.
В последнее время широко распространилась версия убийства поэта. Но, как мы видим, у мемуариста на этот счёт не возникло никаких подозрений.
По нашим сведениям, эти воспоминания нигде не публиковались.
В. Божко, А. Рузанов,
члены Есенинского общества «Радуница»
Ранним утром раздался телефонный звонок. Просили отца. Он отошёл от телефона подавленный.
— Звонили из писательских организаций. Покончил с собой Сергей Есенин. Просят приехать, сделать фотоснимки. Ты знаешь, я не люблю, как всегда, отказываюсь ездить снимать покойников, таскать тяжёлую аппаратуру… И потом мне тяжело видеть его… От встречи с ним у меня сохранилась какая-то грустная нежность к нему… Но как отказать? Говорят — уже машину выслали… Решай! Один я не поеду.
Помогаю отцу собраться, спускаемся вниз, на Невский.
Машина уже ждёт у подъезда.
Исаакиевская площадь. Гостиница «Англетер».
В вестибюле чувствуется напряжённая атмосфера. Нам указывают путь — направо по коридору. Дверь в номер приоткрыта. Мы входим.
В правом углу комнаты, где упирается в потолок труба отопления, приставлена деревянная стремянка. На верхней ступеньке стоит милиционер. Из-за его спины виднеется фигура человека в чёрном. Милиционер старательно развязывает шнур.
Слева, около дивана, столпилась группа людей — человек шесть или семь. Стоят молча, опустив голову.
Милиционер спрашивает: «Кто-нибудь поможет мне?».
Никто не шелохнулся. Полное оцепенение. Словно все застыли.
Мне двадцать лет. Я шагнул вперёд:
— Давайте, я помогу.
Милиционер, поддерживая тело под мышками, начинает медленно спускаться. Я поднимаюсь на несколько ступенек и обхватываю ноги в чёрных брюках, чёрных шёлковых носках, в блестящих лаковых «лодочках» с бантиками. Ноша кажется мне на удивление лёгкой.
Бережно, с исключительной осторожностью, мы кладём его на пол, на ковёр.
Белое лицо не искажено гримасой смерти. На лоб спадают светлые шелковистые волосы. Вся фигура изящная, небольшая, совсем юношеская.
Лишь сейчас я начинаю ощущать всю горечь утраты. В голове проносятся то строчки его стихов, то воспоминание о недавней случайной встрече на Невском в солнечный день. Он шагал своей лёгкой походкой, опираясь на трость, окружённый группой молодёжи. Был весь какой-то светящийся, с задорной улыбкой на устах…
Его переносят на диван. Отец приступает к работе.
Я подхожу к столу у окна. На почти пустом двухтумбовом письменном столе лежит листок бумаги. На нём стихи красными буквами. Не дотрагиваясь, стоя читаю. Позади слышится чей-то шёпот: «Написано кровью…».
А двери всё открываются, входят новые люди. Комната уже полна народу.
Отец сказал: «Я закончил. Едем!».
Мы собираем аппарат, лампы и молча тихо выходим.
Лев Михайлович Наппельбаум
г. Москва
20 ноября 1983 года
«Вечерний Харьков», 28 декабря 1995 г. С. 3.